– Иди, Чурыня… – Розмысл махнул ручкой и, дождавшись, когда дверь за сотником закроется, повернулся к тяжело дышащему боярину. – На три часа из-за нее ночь задержали! Зла не хватает… Что будем делать?

– Докуку отдайте… – скрипуче произнесла боярышня.

– У-убью!.. – взревел Блуд Чадович, вознося над головой тяжеленные кулачищи.

Шалава Непутятична, упрямо надув губки, глядела в потолок.

– В общем-то я не против… – промямлил розмысл, осторожно поглядывая то на дядюшку, то на племянницу. – Мне этот Докука тоже уже всю плешь проел… Сам бы я отпустил его с удовольствием. Только вот как бы это сделать… э-э-э…

Боярин повернулся столь резко, что мотнулись связанные за спиной рукава охабня.

– Да никак!..

– Почему?

– Перво-наперво удавлю его собственными руками!..

– Хм… – Розмысл озабоченно огладил плешь. – А еще почему?

Боярин запыхтел, успокаиваясь.

– Потому что и без меня удавят!..

– Кто же?

– Дельцы заплечные! Докука-то в зачинщиках смуты числится! С Кудыкой на пару…

– Да, это уже сложнее… – вынужден был признать розмысл. – А еще?

– Да вся округа уже знает, что его в бадье спустили! Бабы в слободке второй день воют… Шутка, что ли? Такого счастья лишились!..

– Врешь!.. – Шалава Непутятична полыхнула очами.

– Молчи!.. – Боярин снова вознес кулаки.

И быть бы розмыслу свидетелем еще одного семейного раздора, кабы не постучал в дверь встревоженный Чурыня. При виде сотника у розмысла с отвислых щек сбежали остатки румянца.

– Что еще стряслось? Ты почему вернулся?.. Прокатка не пошла?..

– Да нет… – смущенно отозвался тот. – Прокатка-то – что прокатка?.. Тут две новости у меня, Лют Незнамыч… – Чурыня замялся вновь. – Даже и не знаю, с которой начать…

– С главной начни.

Угрюмый Чурыня покосился с сомнением на боярышню, потом подался к столу и проговорил, таинственно понизив голос:

– Сам пожаловал…

– Столпосвят?! – Жиденькие брови розмысла взбежали едва ли не выше лба. – Так что же ты мешкаешь?.. Давай веди его сюда!..

Чурыня вышел. Все трое обменялись изумленными взглядами. Лют Незнамыч заранее встал и выбрался из-за стола.

– С чего бы это он? – видимо, перетрусив, пробормотал Блуд Чадович. – Припасы вроде поставлены вовремя были…

Розмысл в тревожном недоумении пожал плечами. Вскоре дверь отворилась, и в клеть, сильно пригнувшись, ступил смуглый и дородный теплынский князь Столпосвят, сопровождаемый по пятам Чурыней. По обыкновению заговорил не сразу. Постоял, развесив дремучие брови и скорбно сложив губы. Потом вроде очнулся и, обведя склоненные головы мудрым усталым взором, остановил его, как ни странно, на Шалаве Непутятичне.

– Так-то вот, красна девица… – проникновенно, с горечью рек князюшка. – Без милого дружка, чай, и жизнь не мила?..

Малость ошалевшие от такого зачина боярин Блуд Чадович и племянница его попридержали головы в поклоне, поскольку смотреть вытараской на князя было бы неприлично. Впрочем Лют Незнамыч тоже был несколько озадачен.

– С ночью из-за нее сильно протянете? – поворотясь к нему, полюбопытствовал князюшка.

– Самое меньшее, часа на два, княже, – со вздохом отозвался розмысл. – Да может, еще и третий набежит…

– Да-а… – раздумчиво, со сдержанной печалью протянул смуглый красавец князь, оглаживая широкой десницей черно-серебряную окладистую бороду. – Ледок, стало быть, опять поутру, заморозки… А народ- то!.. – Он вскинул темные выпуклые глаза и пытливо оглядел каждого по очереди. – Народ-то ведь он не дурак… Это мы его подчас дураком полагаем, а народ – не-ет, далеко не дурак… Народ – он не хуже нас с вами понимает, что вокруг-то деется… и почему…

Присутствующие, включая Чурыню, туповато моргали, силясь смекнуть, куда это на сей раз клонит князюшка. В подземельях он появлялся крайне редко, ибо дел у него и наверху хватало. Стало быть, серьезное что-то затеял…

– Распуколка [65] души! – воскликнул он, и все вздрогнули. – Первое невинное чувство! Поругано… – выговорил Столпосвят, скривившись от омерзения. – Да как же может не разгневаться добросиянное наше солнышко, на такое глядючи? На глазах у всех, прилюдно разлучают два любящих сердца! Отнимают молодца, бросают в бадью – и под землю! Вот она, милость царская!.. Дивитесь, что солнышко на три часа запоздало?.. А я вот тому дивлюсь, что оно, тресветлое, и