Габриэль оставил женщин с Фернаном, отчаянно желая больше никогда их не видеть. Он так крепко сжал кулаки, что перестал чувствовать пальцы, он не чувствовал ничего, ничего кроме удушающего желания привлечь к себе Аду и снова вкусить ее.

Поэтому он ушел не оглядываясь. Если бы он посмотрел назад и подумал о том, как они были вместе, это уничтожило бы всю его гордость и все остатки его решительности.

Он шел по узким коридорам монастыря к своей аскетичной келье. Его кожа пахла Адой. После быстрого умывания он оделся и натянул новое монашеское одеяние поверх свежей одежды.

Белизна окутала его. На левой стороне его груди горел красный крест.

Притворство все это.

С четками в руке он опустился на колени и стал молиться. Он молился Богу не о прощении. Он умолял направить его на путь истинный, однако никак не мог сконцентрироваться. Тихий шепот Ады заглушал все его молитвы. Или это Господь отказывался слушать его?

Он отложил четки в сторону и тяжело вздохнул. Хотя уже несколько часов назад он практически решил, что будет делать, он только сейчас наконец признался себе в этом. Он солжет Пачеко. Скажет все, что потребуется, чтобы остаться в монастыре и проведет остаток жизни, замаливая свои грехи.

Габриэль вернул четки в небольшой сундучок в изножье своей кровати. Внутри, под куском шерсти, лежала длинная полоска кожи. Семь заплетенных шнуров свисали с крепкой кожаной рукоятки, на концах этих шнуров были приделаны крошечные железные шипы. Он отодвинул шерсть и коснулся рукоятки. Двумя пальцами он провел по сияющему металлу. Воспоминания о боли жгли его спину, но то же самое он чувствовал, когда к нему прижалась Ада.

Габриэль устало упал на кровать и погрузился в сон.

Когда наступило утро, со смирением узника, ожидающего казни, он направился в комнату Пачеко. Ступая по каменным коридорам, он не чувствовал привычной уверенности и поддержки. Монастырь больше не был радушным, он душил его. Когда он проходил мимо, его провожали взглядами, вопреки строгим правилам ордена относительно сплетен. Встреченная по пути группа канонис испуганно расступилась. Одна из них перекрестилась. Монашеское одеяние, по которому он так скучал эти несколько дней после бандитского нападения, заметно путалось у него в ногах, когда он шел, высоко подняв голову, но он был худшим на земле обманщиком.

Стук в дверь Пачеко, и наставник послушников разрешил ему войти. Габриэль остановился на пороге, потом шагнул внутрь, втемную, со вкусом отделанную комнату. Холодные стены покрывали гобелены из Марокко и Святой земли. Сицилийский ковер окружали роскошные подушки из конского волоса, их цвета оставались яркими, несмотря на слабый свет укрепленного на стене факела. Слева арка в форме луковицы соединяла эту гостиную со спальней Пачеко.

Его наставник сидел в центре комнаты за письменным столом на приземистом трехногом табурете. Седые волосы и безукоризненно белое монашеское одеяние оттеняли его загорелую кожу, все еще красивую, несмотря на морщины.

– Габриэль, – произнес он, откладывая перо. – Я рад видеть, что ты благополучно вернулся. Ты преуспел с девушкой?

Он вспомнил, как Ада кричала от наслаждения. Кожа между его лопаток зудела, горела.

– Да, наставник. Она поправилась и избавилась от своей болезни и ждет возможности продемонстрировать это.

Черные глаза пристально разглядывали его лицо.

– Я слышал разговоры, что ты привез еще одну женщину. Девушку?

Сплетни распространяются быстро.

– Она племянница ковихеры, у которой вы порекомендовали нам остановиться. Ее зовут Бланка. Когда старуха не поладила с законом, Бланка ушла с нами. Я не увидел никакого вреда в том, что привезу ее к нашим послушницам, тем более что англичанка и я остались без сопровождающей.

– Конечно, – произнес Пачеко, пристально глядя в лицо Габриэля. – Ты пытался сделать все правильно... не так ли?

Медленно вдохнув, Габриэль встретил его взгляд. Он может сделать это. Он сохранит свое место в ордене и дождется дня, когда Ада уедет. Навсегда.

– Наставник, – тихо произнес он, – вы спрашиваете, согрешил ли я?

Пачеко расслабился насколько мог на своем неудобном табурете. Он скучал по земным благам своей жизни в Толедо, которыми наслаждался, работая от имени высланных де Сильва. Отказ от этих благ ради жизни в монастыре уже давно потерял свою привлекательность.

Но уже скоро. Скоро он вернется в город. Сеньор де Сильва воздаст должное Пачеко за возвращение его своенравного бастарда.

Высокий и гордый, и чрезвычайно смущенный, Габриэль нуждался в том, чтобы его отвратили с выбранного пути искупления, вернули к жизни, для которой он был предназначен. Семье де Сильва была нужна его сила, но им также было нужно, чтобы он был побежден. Бессердечен. И Пачеко, человек в духовном сане, получил задание отобрать у него это сердце.

Пачеко улыбнулся.

А если Габриэль откажется взяться за оружие ради семьи, его убьют. Сеньор де Сильва получит своего раба, сильного и безнравственного, или он вкусит месть за смерть юного Санчо. Выбор за Габриэлем. Дни, когда он скрывался, приближаются к концу.

– Габриэль, это не исповедь, – наконец сказал он. Он встал с табурета. – Оставим эти сплетни; мы оба знаем, что я сам поручил тебе заботу об этой молодой женщине и ее здоровье. Что до твоих клятв, твое продвижение к посвящению в сан никого не касается.

– Большое спасибо, наставник.

Пачеко обошел свой стол и встал перед Габриэлем. Рост послушника не имел значения. Иногда сила зависит от внутренних качеств. Пачеко мог поспорить, что ни одна из клятв Габриэля не осталась ненарушенной – если бы кто-то в этом святом монастыре согласился на такое пари.

Фернан точно согласился бы, бедняга. Но его испытание тоже скоро придет.

– Надеюсь, ваше путешествие из Епеса прошло хорошо, – сказал он. – Вы столкнулись с какими- нибудь трудностями?

– Да, – ответил Габриэль.

С трудом сдерживая улыбку, Пачеко прекрасно знал, что люди, напавшие на Габриэля, были наемниками. Габриэль тоже это знал. То, что он был готов солгать, показывало, насколько он пал, как близок был Пачеко к тому, чтобы выполнить свое задание.

– Но ты выжил, да еще и привез с собой двух женщин?

Нет ответа. Габриэль опустил глаза и закрыл их. Пачеко поднял бровь и посмотрел вниз, на руки Габриэля, но тот держал их за спиной, подальше от взглядов.

– Она собирается остаться или вернется в Толедо?

– Этот парень, Джейкоб, приедет за ней через месяц.

Пачеко вернулся за свой стол.

– Тогда в любом случае, – заметил наставник, – ты ознакомишь ее с нашими правилами.

Эти темные карие глаза упорно смотрели в какую-то неизвестную точку.

– Наставник, я надеялся, что моя ответственность за нее была снята.

– Есть причина, почему ты хочешь отказаться от этого обязательства?

Жизнь вернулась в глаза Габриэля, в его позе появилась агрессия. Потом тишайший вздох.

– Нет, наставник.

– Хорошо. Ты можешь идти. Сообщи мне, если тебе что-то понадобится.

Габриэль повернулся, чтобы уйти. При виде рук своего ученика, все еще стиснутых за спиной, Пачеко сказал:

– Пожалуйста, отнеси эти документы брату Уаларду.

Он протянул связку свитков. Габриэль вернулся к столу и протянул за ними руки, покрытые мозолями. Последствия битвы. Покраснев и стиснув зубы, Габриэль просто стоял и ждал приговора. Пачеко пригвоздил его тяжелым взглядом.