встречалась?

— Да. Но это было много лет назад. — Она отодвинула стул; лакей поспешил к ней, но Люк махнул ему рукой и сам помог ей подняться.

— Почему бы мне не пойти с тобой, чтобы ты заново познакомил нас, после чего я оставлю вас заниматься вашими делами, а сама займусь своими? — спросила она.

Он положил ее руку на свой локоть.

— Контора находится в западном крыле.

Встретившись с Мактэвишем и бросив любопытный взгляд на контору, Амелия снова присоединилась к миссис Хиггс, и они продолжили свой осмотр. Дом был в превосходном состоянии, все деревянное в нем — и полы и мебель — блестело, натертое воском, а вот весь текстиль нужно было менять. Не прямо сейчас, но в течение будущего года.

— Мы не сможем сделать это сразу. — Они завершили свой обход в гостиной. В этой главной комнате для приемов Амелия написала список, поставив первым номером занавески. За ними шли шторы в столовой. И стулья в обеих комнатах нужно было заново обить.

— Это все, мэм? — спросила Хиггс. — Если так, не желаете ли, чтобы я принесла вам чаю?

Амелия подумала: вряд ли Люк захочет чаю.

— Да, прошу вас, пришлите поднос в маленькую гостиную.

Домоправительница кивнула и удалилась. Амелия же вернулась в гостиную рядом с музыкальной комнатой.

Положив свои записки — довольно внушительную пачку — на секретер, она села на стул отдохнуть. Появился лакей, неся поднос с чаем; она поблагодарила и отпустила его, потом налила себе чай и стала медленно прихлебывать — молча, в уединении, что было очень странно для нее.

Уединение это продлится недолго — это был дом со множеством обитателей, в основном женского пола. Как только Минерва и сестры Люка вернутся из Лондона, дом вновь наполнится голосами.

Нет, не так. Не совсем так.

Пожалуй, именно эта странная увертюра — начало новой эры. Как сказала Хиггс, погода переменилась, время года сменилось, и они движутся к новому, совсем другому периоду.

Периоду, когда она будет управлять хозяйством этого огромного дома, заботиться о нем. Она и Люк, они обязаны будут сохранять дом и семью, приютом для которой он является, что бы ни случилось в будущем.

Она пила чай, чувствуя, как эта материя — ткань их будущей жизни, — хотя еще туманная, окружает ее. Что она из нее сделает, как использует возможности… То был вызов, который она готова была встретить с радостью.

Она допила чай; солнечный свет подбил ее попробовать открыть одно из окон, доходящих до пола. Окно открылось, и она вышла в сад.

Идя по подстриженным лужайкам, а потом по дорожке под увитой глицинией аркадой, залитой солнцем, она мысленно вернулась к своему основному плану, к составлению карты ближайшего будущего.

Их физические отношения стихийно развиваются, ей нужно только делать то, что требуется, а это она будет делать весьма охотно, особенно после прошлой ночи. И сегодняшнего утра.

Она усмехнулась. Дойдя до конца дорожки, она повернула на поперечную и пошла дальше. Она никак не ожидала, что ее так взбодрит и воодушевит то, что она нравится ему в постели, что она действительно вызывает у него желание и желание это вовсе не выдумано ею; оно даже выросло после того, как они впервые утолили свой голод.

Другим непредвиденным успехом была его готовность принять ее помощь с осенним праздником и его идеей построить школы. Может быть, это произошло потому, что он увидел — она в состоянии заняться этим, и, учитывая, сколько дел лежит на нем, позволил ей помогать ему; и все это было лишь началом. Шаг к истинной близости, которая в конце концов и составляет суть настоящего брака.

Настоящий брак — такова была ее цель. Брак, который она намерена создать.

Амелия посмотрела вперед — на конюшни и длинное здание, стоящее за ними. Оттуда доносился собачий лай.

Сокровище Люка. Она пошла, чтобы посмотреть на них. К собакам она была неравнодушна — как и Люк. Свора гончих была его увлечением с мальчишеских лет. Увлечением прибыльным: теперь свора стала источником дохода — сдавалась внаем для местной охоты, и цена щенков от таких чемпионов, как Морри и Пэтси, тоже была немалой.

Псарни, чистые, ухоженные, просторные, находились за двором, где были выстроены конюшни. Внутри здания был длинный проход с загонами по обе стороны; там-то она и обнаружила Люка — он разговаривал с Сагденом, мастером-псарем.

Люк стоял к ней спиной; они с Сагденом обсуждали покупку новой племенной суки. Первым увидел Амелию Сагден, покраснел, закрыл рот и кивнул, сняв шапку. Люк обернулся и спросил, помолчав:

— Пришла посмотреть на моих красавиц?

Она улыбнулась.

— Пришла.

Эта заминка не ускользнула от ее внимания: он, наверное, подумал, не огорчится ли она, если он воспользуется ее приданым, чтобы купить племенную суку? И взглядом показала ему, что одобряет его — свора была образцовой. Она кивнула Сагдену и взяла мужа под руку.

— Мне кажется, они меня зовут. Сколько их здесь?

Он пошел с ней по проходу.

— Просто они думают, что ты принесла им поесть.

— А они что, голодные? Когда их кормят?

— Периодически, и скоро будет кормежка. Их почти шестьдесят, но только сорок три — рабочие; остальные пока слишком молоды. А некоторые уже слишком стары.

Одна из «слишком старых» лежала, свернувшись на подстилке, в последнем загоне, самом близком к пузатой печке, которая зимой обогревала помещение. Дверь в загончик была открыта; собака подняла голову, когда Люк подошел, и завиляла хвостом.

Люк сел на корточки, погладил ее по седеющей голове.

— Это Регина. Она была самой главной до Пэтси.

Амелия тоже села на корточки, дала Регине обнюхать свою ладонь, потом почесала ее за ухом. Регина наклонила голову. Веки у нее были тяжелые. Люк встал.

— Я и забыл, что ты любишь собак.

Это было хорошо, потому что зимой, когда начинались морозы, он переносил в дом самых маленьких и старых вроде Регины.

— Аманда тоже их любит — нам всегда хотелось щенка, но мы все время жили в Лондоне, и это было невозможно.

Ему только сейчас пришло в голову: хотя они в каком-то смысле хорошо знали о прошлой жизни друг друга, а все-таки… он не мог вообразить, как это можно — не иметь просторного загородного дома вроде Калвертон-Чейза или Сомерсхэм-Плейса, который можно называть своим домом. А вот у нее такого дома не было; в то время как он проводил лето, разъезжая верхом по пустошам, она приезжала погостить то туда, то сюда, не имея собственного дома за городом. Собачий лай зазвучал как-то иначе. Люк оглянулся, подал руку Амелии.

— Пойдем, ты поможешь их накормить.

Она поднялась с нетерпением; он повел ее обратно по проходу, взял еду у парней, чьей обязанностью было кормить собак, потом показал ей, сколько нужно класть в каждую миску. Она старательно взялась за дело, быстро научившись, как осторожно хлопать по собачьим носам, чтобы они не мешали взять их миску.

В конце прохода, у загона Регины, Сагден смотрел, в каком состоянии находятся новорожденные щенки. Им было шесть недель от роду, они еще сосали мать.

— Это хороший помет, может, среди них будет чемпион, — улыбнулся Сагден, кивая подошедшему Люку. Он указал на щенка, который, сопя, возился у края загона. Люк усмехнулся; перегнувшись через низкую оградку, он взял любопытного щенка и показал его жене.