— Я не хочу быть твоей шлюхой, — дрожащим голосом сказала она.

Вейн сожалел о том, что произнес это слово, но… Он посмотрел ей в лицо, потом на свои пальцы, ловко расстегивающие пуговицы. Наконец ворот сорочки распахнулся, и его взору предстало ее нежное, соблазнительное тело.

— Я попросил тебя быть моей женой, но ты предложила стать моей любовницей. Я все еще хочу, чтобы ты вышла за меня. — Пейшенс тут же открыла глаза. — Но раз я не могу назвать тебя своей женой, я согласен принимать тебя как любовницу. Всегда, если понадобится.

Он прижал Пейшенс к себе. И ощутил трепет во всем ее теле и понял, что она хочет его.

Их губы слились. Руки Вейна спустились ниже, но ему мешала сорочка, которую он так и не расстегнул донизу, и он, убрав руки с ее тела, разомкнул губы.

Пейшенс ошеломленно заморгала. Вейн взял ее за руку и подвел к креслу, сел в него и потянул ее к себе. Она встала у него между ног и, будто в тумане, наблюдала за тем, как он поспешно расстегивает последние пуговицы.

Обе полы распахнулись. Вейн медленно, с благоговейным трепетом скинул одеяние и окинул девушку взглядом. Ее кожа цвета слоновой кости, казалось, мерцала в лунном свете. Холмики ее груди гордо венчали торчащие соски. Тонкая талия подчеркивала плавность линии бедер. Под очаровательным животиком курчавились золотистые волосы. Ноги были длинными и стройными.

Вейн положил горячие ладони ей на талию и привлек ее к себе. Пейшенс, будто очнувшись от забытья, вскрикнула и оперлась на его плечи. Он поднял на нее глаза, в которых ясно читался призыв. Она наклонилась и приникла к его губам в долгом, жарком поцелуе.

Она принадлежит ему — Пейшенс мгновенно поняла это. Она не могла отказать в радости единения ни ему, ни себе. Она не могла запретить своему телу говорить то, что нельзя сказать словами.

Губы Вейна скользнули по ее шее к тому месту, где пульсировала жилка. Пейшенс закинула голову, но губы его двинулись дальше, к груди, к соскам. Она судорожно выдохнула и что-то забормотала. Однако голос ее стих, едва Вейн осторожно прикусил один сосок, а потом втянул его в рот. Пейшенс казалось, что она плавится на медленном огне. Она вцепилась в его плечи и выгнулась, подставляя ему грудь. А он играл с набухшими розовыми бутонами: то гладил их, то покусывал. Все тело Пейшенс содрогалось от наслаждения.

На этом «пытка» не закончилась: губы Вейна переместились к ее животу. А его руки, горячие и сильные, сжимали ее бедра. Когда его язык, жаркий, влажный, проник в пупок, у нее перехватило дыхание. В движениях его языка появился знакомый ритм, и она прошептала его имя. Вместо ответа он покрыл поцелуями ее живот и поросший волосами холмик.

— Вейн!

В ее протесте не было убедительности. Ее шепот еще не стих, а она уже подставляла себя Вейну, приподнявшись на цыпочки и раздвинув колени. Она настойчиво требовала продолжения жаркой ласки.

И дождалась ее. Это был поцелуи, очень интимный. И Пейшенс не смогла дольше сдерживаться. Вейн не остановился на этом. Он продолжал целовать ее, не жестоко, но неумолимо, не сильно, но настойчиво. Затем его язык скользнул вглубь.

На мгновение Пейшенс показалось, что она сейчас умрет. Умрет от наслаждения, от непередаваемого восторга. Ощущения были слишком острыми, она находилась на грани безумия.

Вейн неторопливо водил языком по трепещущей плоти, которая отзывалась на каждое прикосновение, набухая и устремляясь навстречу ласке. Он почувствовал, как увлажнилось ее лоно. Буйное пламя страсти устремилось по всему ее телу.

Пейшенс не умерла и не упала на пол. Она еще сильнее сжала плечи Вейна и, утратив надежду обмануть себя, смирилась с действительностью: она будет всем, чем он пожелает.

Поддерживая ее руками, Вейн изучал ее языком, дразнил и мучил до тех пор, пока она не начала всхлипывать.

Всхлипывать от томления, стонать от желания.

Он был голоден — и она позволяла ему насытиться собой. Его мучила жажда — и она настоятельно требовала, чтобы он напился. Она давала ему все, чего он хотел, и понимала его без слов. Ею руководил инстинкт. И он брал то, что она предлагала, уверенно утверждая свое право собственника. Он перенес ее в волшебный мир ярких ощущений и слияния душ.

Пейшенс дрожала и трепетала, ее сознание погрузилось в золотистую дымку. Она с готовностью уступала огню страсти и покорно шла к кульминации.

Сделав последнее движение, в последний раз насладившись ее вкусом, Вейн отстранился, поднял глаза к ее разрумянившемуся лицу и быстро расстегнул две пуговицы на бриджах.

Пейшенс уже была близка к вершине, она плавала в удовольствии. Он же хотел доставить ей еще больше удовольствия.

Ему понадобилась всего минута, а затем он усадил Пейшенс на себя. Кресло было широким и низким, оно как нельзя лучше подходило для того, что он хотел сделать.

Пейшенс беспрекословно выполняла его безмолвные указания. Она не знала, что последует дальше, но была полна желания узнать. Вейн чувствовал, что ее тело готово, что оно требует заполнения пустоты, образовавшейся внутри. Придерживая Пейшенс за бедра, он начал медленно опускать ее вниз и входить в нее. Ее глаза закрылись, учащенное дыхание сменилось долгими и глубокими вдохами. Она выгнулась, подстраиваясь под него. Вейн ощутил, как ее влажное лоно обхватывает его твердую плоть. Затем она опустилась еще ниже, вбирая его в себя.

На мгновение Вейну показалось, что он теряет рассудок.

И естественно, перестает владеть собой. Однако это впечатление было неверным. Он с огромным усилием приструнил своих демонов и приготовился дать Пейшенс… все, что в его силах.

Он приподнял ее, потом опустил. Она быстро почувствовала ритм, поняла, что может двигаться сама. Он перестал сжимать ее бедра, и Пейшенс решила, что она задает темп движения. На деле же их соитием умело управлял он, точно рассчитывая каждое движение.

Это была волшебная скачка вне времени. Призвав на помощь весь свой опыт, Вейн создал для нее чувственный восхитительный мир. Собственное желание он пока держал в узде, утоляя жажду демонов своими ощущениями. Он медленно погружался в жар страсти, и Пейшенс с радостью принимала его в себя.

Вейн дарил ей чувственную радость и непередаваемый восторг. Пейшенс следовала его осторожным наставлениям, она вскрикивала и извивалась. А он заполнял ее, повергал в трепет, возносил к высотам наслаждения. Он дарил ей все и даже больше: самого себя.

И только когда Пейшенс ступила на последние ступеньки лестницы, ведущей в небеса, Вейн отпустил вожжи и двинулся вслед за ней. Он сделал все возможное, чтобы привязать ее к себе страстью. В конце пути, когда они задыхались и цеплялись друг за друга, когда на них снизошла неземная красота, Вейн расслабился, смакуя — в глубине души, в самых далеких уголках своего сердца, каждой клеточкой своего существа — то счастье, которое он надеялся сохранить на всю жизнь.

Вейн проснулся еще до рассвета. Его разбудила глубокая, ритмичная вибрация. Открыв глаза, он вглядывался в предрассветный сумрак и в конце концов сообразил, что вибрация исходит от чего-то теплого у него на груди.

Это оказалась Мист. Свернувшись клубочком, она устроилась прямо на груди и не мигая смотрела на него.

И урчала, да так громко, что могла разбудить и мертвого.

Другим источником тепла было женское тело у него под боком. Поглядев на Пейшенс, Вейн убедился, что она спит. Должно быть, она привыкла к мурлыканью кошки.

Он не смог удержаться от улыбки. Вчерашний день был полон удач и неудач — неудач было больше. Но сильнее его занимали удачи, и особенно последняя.

Он правильно сделал, что вернулся и занялся с ней любовью. Властно, но без принуждения. Если бы он настаивал, она бы заупрямилась и начала сопротивляться. И он бы никогда не узнал, что удерживает ее от брака с ним.

Таким образом, он дал выход своим эмоциям, насытил своих демонов и опутал ее чувственной паутиной,