Вейн остановил серого рядом, спрыгнул на землю и, так и не выпустив из руки повод, распахнул дверь. Пейшенс верхом въехала в амбар.

Заведя жеребца в укрытие, Вейн быстро закрыл дверь. В этот момент небеса с треском разверзлись и начался ливень. Вейн запрокинул голову, чтобы осмотреть стропила и крышу. Дождь стучал по старой черепице, и этот стук ревом отдавался в амбаре.

— Кажется, амбар не заброшен. Крыша выглядит надежной. — Его глаза привыкли к полумраку, и он решил обследовать помещение. — У этой стены есть стойла. — Он вернулся к Пейшенс и помог ей слезть с седла. — Надо бы устроить лошадей.

Пейшенс кивнула. Они провели лошадей к стойлам, и пока Вейн расседлывал их, она прошла в глубь амбара. И обнаружила лестницу на сеновал. Оглянувшись на Вейна и увидев, что он все еще занят, подобрала юбки и очень осторожно, проверяя каждую перекладину, начала подниматься вверх. Лестница оказалась прочной. Да, амбар в хорошем состоянии.

Пейшенс оглядела сеновал, просторный, почти во всю длину амбара. В одном углу еще сохранилось сено, часть — в тюках, часть — россыпью. Пол был сделан из крепких досок.

Взобравшись на сеновал, она подошла к люку, через который подавалось сено, и, откинув щеколду, выглянула наружу. Люк выходил на юг, на подветренную сторону. Она настежь распахнула дверцу люка, и сеновал залил серый, унылый свет. Несмотря на дождь, воздух — возможно, из-за низких облаков — был теплым. Из люка открывался умиротворяющий пейзаж: река, покрытая рябью, пологие зеленые склоны, ровные луга. И все это было покрыто серой дымкой.

Пейшенс огляделась по сторонам. Видимо, ей предстоит очередной урок Вейна. Конечно, музыкальная комната была бы предпочтительнее, но сеновал тоже сойдет. Сена достаточно, поэтому можно устроиться даже с комфортом.

Вейн тянул время как мог, но дождь все не переставал. Честно говоря, это не удивляло его, так как еще у реки он понял, что гроза будет бушевать несколько часов.

Переделав все, что только можно было, он вытер соломой руки и направился к Пейшенс — он видел, как она скрылась на сеновале. Поднявшись наверх, огляделся. И чертыхнулся.

Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, откуда ждать беды.

Пейшенс повернулась к нему и улыбнулась, тем самым перекрыв ему путь к отступлению. Освещенная мягким серым светом, веселая, чувственная, она сидела на огромном тюке.

Глубоко вздохнув, Вейн преодолел последние ступеньки и пошел к ней, всем своим видом показывая, что отлично владеет собой.

Однако Пейшенс напрочь лишила его спокойствия, ласково улыбнувшись и протянув руку. Он не раздумывая взял ее я крепко сжал пальцы. И сразу же одернул себя.

Стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, он заглянул в ее глаза, золотисто-карие, теплые, притягательные, и стал думать, как бы помягче сказать ей о том, что они совершают глупость. Что после всего, что было между ними, сидеть на сене и смотреть на дождь слишком опасно. Что он больше не в силах ручаться за себя, за свою хваленую выдержку, за огонь, так и норовивший вырваться из-под маски хладнокровия. Подходящие слова никак не приходили на ум, Вейн не мог заставить себя признаться в собственной слабости. Хотя это и было правдой.

Пейшенс не оставила ему времени для борьбы с угрызениями совести, она потянула его за руку. Не найдя достойных отговорок, Вейн вздохнул, железной хваткой вцепился в своих демонов и сел рядом с ней на тюк.

Однако он сохранил несколько уловок про запас. Прежде чем Пейшенс повернулась к нему, он обнял ее и прижал спиной к себе, чтобы вместе любоваться видом из люка.

Казалось, это был правильный шаг. Пейшенс, теплая, доверчивая, прислонилась к нему. Но это только распалило его и вызволило из заточения его демонов. Вейн попытался глубоко дышать, чтобы успокоиться, — но аромат ее духов манил, увлекал и соблазнял.

Пейшенс накрыла его руки своими ладонями. Вейн стиснул зубы и приказал себе стойко выдержать эту пытку.

Возможно, ему бы это удалось, если бы она неожиданно не повернулась к нему. Сначала она повернула голову, и ее губы оказались совсем рядом с его губами, а потом повернулась всем телом, двигаясь в кольце его рук. Вейн хотел остановить ее, сжав посильнее, но опоздал.

Его взгляд упал на ее губы.

Безумие способно сломить даже самых стойких. Даже его.

— Пейшенс… — взмолился он.

Она заставила его замолчать, закрыв его рот поцелуем.

Вейн тщетно пытался оттолкнуть ее, но руки его неожиданно утратили свою силу, они стали слабыми. Но когда он захотел прижать ее к себе, сила в мышцах нашлась. Вейну удалось вовремя остановиться, но это уже ничего не решало, так как они повалились на сено. Спустя секунду они уже лежали рядом, и Вейн тихо застонал.

Пейшенс целовала его, и Вейн отвечал ей. Отказавшись от борьбы с неизбежным, он сосредоточился на поцелуе. Вскоре ему удалось взять себя в руки. Сознавая, что Пейшенс слишком легко отдавалась ему, он порадовался этой маленькой победе и напомнил себе, что он сильнее ее, опытнее и что ему удавалось управлять женщинами куда более знающими, чем она.

Он здесь главный!

Вейн перекатил Пейшенс на спину и навалился на нее. Она с готовностью приняла перемену положения, целуя его с тем же пылом. Вейн впивался в ее губы, надеясь утолить мучившую его жажду. Он сжал ладонями ее лицо, она просунула руки ему под сюртук и стала гладить его.

Ткань рубашки была такой тонкой, а ее руки такими горячими!

Последняя битва была короткой, и Вейн проиграл ее. Он понял это не сразу, не воспринимая ничего, кроме женщины» лежавшей под ним, и своей страсти.

Ее руки, губы, тело, выгнувшееся ему навстречу, звали его дальше. Когда он расстегнул бархатный жакет амазонки и накрыл ладонями ее грудь, она лишь глубоко вздохнула и принялась целовать его с еще большим жаром…

Вейн ощутил, как налилась ее грудь. Сосок стал тугим, как бутон. Она вскрикнула, когда он сжал его, выгнулась, когда провел рукой по груди, и застонала, когда стиснул ее.

Крохотные пуговицы блузки с готовностью выскальзывали из петель; ленты на нижней сорочке не потребовали больших усилий, чтобы развязаться. Наконец ее обнаженная грудь заполнила его руку, и тепло ее тела воспламенило его. Мягкая, как шелк, кожа искушала, тяжесть груди в руке разжигала в нем необоримую страсть. И в ней тоже.

Вейн оторвался от ее губ и взглянул на щедрый дар, лежавший у него на ладони. Пейшенс наблюдала за ним. Видела, как он медленно опускает голову и сжимает губами сосок. Потом ее глаза закрылись.

Судорожный вздох, нарушивший тишину сеновала, был началом симфонии, и дирижером оркестра был Вейн. Пейшенс хотела большего, и он давал ей желаемое. Он содрал блузку, стащил сорочку и обнажил ее грудь, страстно любуясь ею.

Пейшенс горела как в огне. В своих мечтах Вейн представлял ее именно такой: пылкой, стонущей от сладкой боли и отчаянно требующей большего. Ее маленькие ручки распахнули рубашку и жадно ласкали его тело.

Только в этот момент Вейн понял, что уже давно не владеет собой. Ему стало нечем обороняться — Пейшенс украла у него все оружие. Собственного оборонительного оружия у нее не было. Это стало ясно, когда она, приоткрыв припухшие губы, приникла к нему в неистовом поцелуе. Приподнялась под ним и задвигалась, своим телом гладя его тело, — женщины с незапамятных времен пользовались этим способом, чтобы соблазнить мужчину. Она хотела его — и он тоже хотел ее. Сейчас.

От страсти его тело напряглось и стало тяжелым. Он мучительно хотел заявить свои права на нее, войдя в нее и обретя освобождение. Ее юбка застегивалась сзади — не прошло и секунды, как он лихорадочно расстегнул пуговицы. Он слишком долго ждал, чтобы терять время на разговоры, на официальное предложение руки и сердца. Он не мог сосредоточиться, чтобы сформулировать приемлемую фразу. И все же он должен попытаться.

Вейн со стоном оторвался от нее и приподнялся на локтях. Дождавшись, когда Пейшенс откроет глаза,