ослепление людей по разным поводам: в XIX песни, 86–89 Эринния вместе с Зевсом и Мойрой ослепляет Агамемнона, чтобы поссорить его с Ахиллом, в 'Одиссее', XV, 233 слог ослепленный Эриннией Меламп хочет добыть себе в жены дочь Нелея. Хтонические функции расширяются до кары клятвопреступников (Илиада, XIX, 258–260) и наказания нарушителей гостеприимства в отношении нищих (Одиссея, XVII, 475 слог), и даже до защиты вообще старейших (Илиада, XV, 204).
Очень неясен текст в 'Илиаде', XIX, 418, где Эринния прерывает пророчества Ахиллова коня Ксанфа. Некоторые думали, что здесь Эринния как богиня судьбы не хотела мешать исполнению этой судьбы и давать возможность коням Ахилла предупредить этого последнего об его гибели. Другие думали, что Эринния здесь не хочет мешать выполнению воли судьбы и заставляет молчать коня только потому, что это выполнение уже началось. Текст этот неясный, и смысл его едва ли можно точно формулировать.
С удовлетворением отметим, что использованный выше Э. Хеден (указанное сочинение, страница 132) в противоположность буржуазным ученым открыто признает Эринний в качестве богинь матриархата.
В заключение этого раздела об Эринниях необходимо сказать, что исходное, матриархальное значение этих демонов, которое уже у Гомера получает такое большое расширение, в дальнейшем расширяется еще больше и у Гераклита доводится до блюстительства вообще всех мировых законов (frg. 94 Diels9): 'Солнце не преступит (положенной ему) меры. В противном случае его 'настигнут Эриннии, блюстительницы Правды'. Это не мешает тому, чтобы в Венецианских схолиях 'А' к 'Илиаде', XIX, 418 читали о зависимости всего сверхъестественного и чудесного именно от Эринний. Здесь просто имеется в виду более древняя функция Эринний, когда самый беспорядок считался каким-то естественным законом. С течением же времени, когда в беспорядочном протекании явлений стали находить и нечто упорядоченное, Эриннии превратились в хранителей именно этого порядка.
Важно то, что обще-мифологическая тенденция перехода от беспорядочного к упорядоченному заметна также и па образе Эринний и притом именно у Гомера.
в) Доолимпийские божества. Верховным божеством у Гомера является Зевс, и основные боги у него — это олимпийские. В них выразилась вся сущность и все художественное оформление гомеровской религии. Однако и Гомер помнит те времена, когда не Зевс и не олимпийцы были правителями мира, точно так же как и современная наука расценивает олимпийскую религию и мифологию только в качестве позднейшей и предпосылает ей огромный период хтонических богов и демонов, которых с полным правом для нас и для греков необходимо называть доолимпийскими.
Гесиод, близкий по времени к последним этапам формирования гомеровского эпоса, начинает свой теогонический процесс с четырех потенций, — Хаоса, Тартара, Геи-Земли и Эроса-Любви. Слово 'хаос' у Гомера вообще не употребляется. Слочо 'эрос' употребляется очень редко и притом исключительно в нарицательном смысле. Тартар — это только определенная часть мироздания, но ни космогонического, ни антропоморфного значения у Гомера он не имеет. Даже и Земля у цивилизованного Гомера оттеснена на последнее место, и он только едва-едва о ней помнит (если, конечно, не считать нарицательного употребления этого слова, которое у Гомера попадается много раз, как и у всех прочих писателей). О самом главном ее порождении, Уране, у Гомера не говорится ни слова. Сыном ее назван Титий (Одиссея, VII, 324, XI, 576); но материнство это носит настолько сухой и неяркий характер, что граничит почти с переносным значением. Древний и очень яркий миф о сыне Земли Тифоне у Гомера тоже отсутствует, и вместо этого Земля названа только местопребыванием Тифона (Илиада, II, 781–783). Чуть-чуть более мифологично звучат клятвы Землей, Небом и Стиксом в устах Геры (Илиада, XV, 36) и Калипсо (Одиссея, V, 184 слог), Зевсом, Землей, Солнцем и Эринниями у Агамемнона (Илиада, XIX, 258–260), Зевсом, Солнцем, Реками, Землей и подземными богами (III, 276–278). У Гомера, наконец, еще более мифологично принесение белого барана и черной овцы в жертву Солнцу и Земле (103 слог). Этим и исчерпывается мифология Земли у Гомера, нагляднейшим образом подтверждая уход для Гомера всего хтонического в незапамятную старину. Уран — Небо — у Гомера тоже не только сын Земли, но и вообще не антропоморфичен и даже не мифологичен. Такие его эпитеты, как 'медное', 'железное', 'широкое', 'звездное' только подтверждают астрономический характер этого понятия. В клятвах же оно, как и Земля, звучит тоже скорее как указание на границы мироздания в целом.
Подлинным космогоническим началом для Гомера являются Океан и Тефия. Об этом определенно говорит и Гера (Илиада, XIV, 201), и Гипнос (245 слог). Почему-то они находятся в постоянной взаимной вражде; и Гера, их воспитанница, мечтает отправиться к ним на край земли, чтобы их примирить и тем заслужить от них благодарность (200–210). Упоминаются дочери Океана, Перса (Одиссея, X, 138) и Евринома (Илиада, XVIII, 398 слог). Приглашенный Зевсом на собрание богов, Океан на это собрание не является (XX, 7), что нужно считать намеком на его, известное из других источников, сепаратное положение в титаномахии. Однако, и Океан у Гомера отнюдь не везде антропоморфен. На щите Ахилла — это великая река, окружающая всю землю (XVIII, 607 слог). В него окунаются в своем суточном движении все небесные светила, кроме Большой Медведицы (487–489); и от него происходят реки, море, родники, ключи и колодцы (XXI, 195–197). О течении вод глубокого Океана масса текстов.
Упоминаются и другие титаны. Чей сын Кронос у Гомера, неизвестно. Но известно, что вместе с Реей он порождает Геру, которая является старшей дочерью (Илиада, IV, 59), Зевса, Посейдона и Аида (XV, 187). Зевс часто вообще называется Кронидом или Кронионом, т. е. сыном Кроноса. Кронос — хитроумный (точнее кривоумный, II, 319, IV, 59). Гомеру известно, наконец, и низвержение Кроноса Зевсом под землю (XIV, 203 слог); и это заточение в 'глубоком Тартаре', куда не проникает ни одного луча солнца, ни дуновения ветра, мыслится и до настоящего времени (VIII, 478–481, где, кроме Кроноса, упоминается еще Иапет).
О 'кознодее Атланте', которому ведомы бездны моря и который следит за геркулесовыми столбами, читаем в 'Одиссее', I, 51–55, где Калипсо является его дочерью (сравните VII, 245). Никаких других упоминаний о титанах у Гомера не имеется. Имеется только упоминание о сторуком и пятидесятиголовом Бриарее, или Эгеоне, как он явился однажды из Тартара на Олимп, чтобы устрашить олимпийцев, захотевших свергнуть Зевса с мирового престола (Илиада, I, 398–400). Кто и что такое Бриарей у Гомера опять-таки ничего не говорится. И только из других источников нам известно, что он является порождением Урана и Геи и в момент титаномахии был вместе с другими Сторукими на стороне Зевса. Эта доолимпийская хтоническая мифология представлена у Гомера до чрезвычайности скудно.
У Гомера остались от нее только ничтожные и случайные обрывки. Но даже и эти обрывки свидетельствуют о том, что Гомер — поклонник исключительно олимпийцев, а титанов трактует достаточно отрицательно, считая их кознодеями, кривоумными, сварливыми и явно сочувствуя их низвержению. Точнее же сказать, Гомер просто ничего существенного о них уже не помнит.
4. Хтонический корень олимпийских богов
Век хтонизма сменился, как мы знаем из общей истории античной мифологии, веком олимпийцев. Наблюдая зарождение и развитие олимпийской мифологии, можно видеть, как тысячелетний хтонизм с большим упорством отстаивал свои позиции, а в некоторых отношениях оказался даже непобедимым, оставшись в виде рудиментов в десятках и сотнях мифологических образов периода классики. Эти рудименты, конечно, налицо и у Гомера. Последовательный и систематический историзм повелительно требует от нас формулировать эти рудименты, потому что именно они свидетельствуют об огромном культурном творчестве и прогрессе, именно они превращают надоевшие всем мифологические схемы в живое орудие некогда бывшего развития и борьбы.
а) Зевс и Гера. Если начать с верховных божеств, Зевса и Геры, то даже в них следы хтонизма прощупываются весьма отчетливо. Прежде всего эти божественные супруги являются родными братом и сестрой, что говорит нам об отдаленных временах кровнородственной семьи. Зевс заведует у Гомера громом, молнией, облаками и тучами, и вообще воздухом и погодой. (См. А. Ф. Лосев, Олимпийская мифология, страница 47–50).
Знает Гомер даже Зевса Подземного (Илиада, IX, 457). Конечно, в героическую эпоху, когда процветал Зевс, все эти природные стихии уже были у него в подчинении. Но как раз это самое и является
