Много вокруг было серого, мир словно перекрасился. Именно тогда, корчась от холода и страха на маленьком уступе, где едва помещался, я понял, насколько велик серый цвет, ибо он может все на свете сделать унылым и пасмурным.
Ветер с рассветом стал утихать, волны перестали вздыматься так высоко, как раньше. Прошло еще какое-то время, и море стало отступать. Гибель моя откладывалась еще на один день. Куда я от него денусь? Кому суждено утонуть – тот захлебнется в луже.
Никогда еще не радовался я так солнцу. Оно сама жизнь – нет его, и смерть начинает бродить в тусклом мраке. Я согрелся, прошло не больше получаса, как от моей одежды пошел едва видный парок, а холод из груди стал уходить и вместе с ним безнадежность и тоска. Когда мои руки окончательно согрелись, а пальцы начали сгибаться, я решил спуститься вниз.
Правда, сначала осмотрел себя и не поверил собственным глазам – на мне не было ни одной царапины, только запекшаяся кровь на руках и лице, но она легко оттерлась, а под ней оказалась здоровая кожа, словно и не было этого сумасшедшего бега в темноте с падениями и болью. От ночного кошмара осталась только грязь и запекшаяся кровь на одежде.
Я недоуменно пожал плечами, но потом решил, что доброе чудо – награда за ужасную ночь, а может, действие лечебной магии пиратского чародея, и стал спускаться.
То ли не нашел того места, где поднимался, то ли ночью мои руки были ловчее, чем днем, но спускаться оказалось очень трудно. Я не удержался и полетел вниз метров с трех.
Упал неудачно, ушиб колено, да так, что искры из глаз брызнули, а из груди исторгся долгий протяжный стон. Понемногу боль ушла, я встал, осторожно сделал пару шагов и убедился, что могу идти. Так и поплелся, хромая навстречу солнцу. Через пару сотен метров хромота прошла вместе с болью, и тогда я вздохнул полной грудью. Но на камнях оставались выброшенные морем водоросли, издающие неприятный запах гниения и чего-то еще – от этих миазмов закружилась голова и нахлынул приступ тошноты.
Я упрямо шел вперед, разглядывая скалы в поиске места, где смог бы подняться наверх. И вскоре оно нашлось: это был пологий спуск, поднявшись по которому я не поверил своим глазам – в ближайшей низине расположилась небольшая деревушка, домов на двадцать. Из труб поднимался в небо дымок – свидетель уютной мирной жизни. На ближайшем лугу паслось стадо овец и коз, которых охраняла лохматая собака. Пастуха я не приметил.
Тишина, покой, идиллия…
Я медленно направился к деревеньке, мечтая о жилье, тепле и еде.
Навстречу из-за домов выскочила с ожесточенным лаем стая лохматых псов. Я стал бросать в них камни, чтобы отогнать, но без толку – попасть ни в одну не сумел, сил у меня почти не осталось. К счастью, из-за низенького каменного заборчика появился мужик. Его негромкой команды хватило, чтобы псы притихли, расселись по сторонам, настороженно наблюдая за мной.
– Откуда ты появился здесь, человек? – спросил мужчина, внимательно меня разглядывая. Думаю, не пропустил ничего – ни мокрой одежды, ни усталого вида, ни грязи и крови на куртке и штанах. – Неужто с моря? Я что-то не видел, чтобы по дороге кто-то ехал, да и телеги не было.
– Из моря, – подтвердил я. – Оттуда иду.
– А что случилось? Неужели снова корабль разбился? Тогда надо людей поднимать, добро собирать, пока море не унесло.
– Корабль не разбился, а сгорел, но произошло это далеко отсюда, так что вряд ли вам достанется хоть что-то.
– Жаль, мы этими разбитыми кораблями и живем, для того здесь деревеньку и поставили, недалеко от скал. – Крестьянин недоверчиво хмыкнул. – А ты как тут оказался, если корабль, как ты говоришь, сгорел?
– Меня довезли до берега на шлюпке да здесь и оставили.
– Ужель натворил что? Может, ты тот корабль и поджег?
– Слушай, мужик, – пробормотал я, чувствуя нарастающую злость, – мне все равно, что ты обо мне думаешь, но я очень устал, поскольку всю ночь просидел на холодном каменном уступе в страхе, что вот-вот утону. Да и до этого выспаться не удалось. Если хочешь заработать, дай выспаться, накорми, а завтра утром покажешь дорогу, и я уйду отсюда, никого не тревожа.
– Если у тебя есть деньги, то лучше покажи, на слово не верю. Выглядишь ты как бродяга…
– Этого, надеюсь, хватит?
Я вытащил из кармана пару медных монет и одну серебряную. Сначала я было потянулся к поясу, но потом сообразил – здесь не город, стражников нет, а законы королевства действуют только осенью, когда появляются сборщики налогов в сопровождении отрядов королевских гвардейцев. Стоит мне показать золото, и жить останется совсем чуть-чуть. Не для того я спасался от многих опасностей, чтобы умереть от руки деревенского мужика, который меня этой ночью и придушит.
– Больше у меня ничего нет.
– Хватить-то хватит… – Мужик поскреб небольшую, никогда не чесанную бородку. Одет он был просто – домотканые штаны, такая же рубаха, на ногах короткие сапоги, которые, похоже, тоже сшил сам. – Да только поместить мне тебя некуда, дом у меня небольшой, всего пара комнат. В одной ребятишки, в другой я с женой, так что извини…
– А у других?
– Если дашь медяк, то отведу к своей невестке, ее муж – мой брат – в море утонул прошлой осенью во время шторма. Места у нее хватит, да и готовит она неплохо. Так как?
– Согласен.
Я протянул крестьянину медяк, и он повел меня по улице. Все дома в деревне были построены из валунов, которые явно собрали на берегу, я таких видел там немало. Двери и окна домов напоминали о том, чем здесь живут – все было сделано из того, что смогли снять с разбитых кораблей. Возникало неприятное ощущение, словно все вокруг ворованное. Чувство это еще больше усилилось, когда около пятого дома