создания новых союзнических комбинаций. Покровительство, оказываемое Францией польским повстанцам, разрушило выстраивавшийся Горчаковым союз, вынудило его изменить политические планы. Союз России с Пруссией, рожденный в ходе преодоления польского кризиса, стал неким подобием брака поневоле. Разрушение франко-российского союза развязало Пруссии руки, способствуя целям германского объединения… Горчакову приходилось начинать все сначала, выстраивать новые политические подходы, ведущие к достижению программных целей.
Возвращать Россию на прежние международные позиции, создавать благоприятные внешние условия для ее последовательного реформирования было делом далеко не простым. Требовались мудрость, терпение, осмотрительность. Министерству иностранных дел России и его министру приходилось учитывать и то, что внутри государства находились силы, не считавшиеся с реальностью. «Политические инстинкты» в российском обществе, проявление которых было вызвано обостренным «национальным чувством», проявляли себя в ту пору особенно болезненно. На смену старому генералитету приходили молодые военачальники (которые, по меткому замечанию Бисмарка, «испытывали желание реализовать себя до той поры, пока не наступила старость»[189]), оказывавшие все большее влияние на императора и его окружение. Единственное, чего им не хватало, это боевых заслуг. Их не устраивало разрешение внутренних конфликтов, ведение изнурительной, по сути дела, партизанской войны на Кавказе и в Польше. Это непривлекательное, непрестижное дело не сулило крупномасштабных битв, территориальных приобретений, трофеев, почестей, орденов. Между тем операции на Кавказе и в Польше отнимали немало сил, и затевать какие-либо другие военные действия было крайне сложно. Но даже в этих условиях российские «ястребы», выбрав момент, пытались сыграть на чувствах императора, предлагая облегченные варианты победоносной войны. Искусное подстрекательство иногда приносило свои плоды.
Таким рискованным и малообдуманным шагом Александра II, предпринятым под воздействием «партии войны», стало предложение Пруссии сообща объявить войну Англии, Франции и Австрии (1864). При этом война замышлялась как возмездие за вмешательство этих стран в польские дела. К счастью для России, как, впрочем, и для Европы, это предложение было Россией отклонено…
Смысл и значение еще одного эпизода и теперь может толковаться по-разному. Поддавшись уговорам морского ведомства, Александр II в 1863 году санкционировал весьма рискованную акцию — скрытый переход двух эскадр российского флота к Атлантическому и Тихоокеанскому побережьям США — страны, охваченной в ту пору Гражданской войной между Севером и Югом. Цель акции сводилась к демонстрации поддержки американского Севера Россией, внутреннее положение которой, не говоря уже о внешнеполитическом, было весьма незавидным. В противовес военному вмешательству в американские дела, со стороны Франции и Англии был предпринят демарш в поддержку правительства А. Линкольна.
Неокрепшая американская государственность в этот период оказалась на грани развала, и определенность позиции императорской России была очень существенна для нее. Россия неоднократно заявляла: «Мы проповедуем умеренность и примирение, но мы признаем в Соединенных Штатах только то правительство, которое находится в Вашингтоне».
Торжественный прием, оказанный российским эскадрам, восторженные отзывы и рапорты и, наконец, благополучное возвращение — все это не могло компенсировать те невероятные издержки, с которыми был сопряжен неподготовленный, выполненный скрытно, без заходов в промежуточные порты переход. Экипажи судов поразила цинга, многим участникам не довелось больше увидеть родные берега.
По замыслу организаторов похода, экспедиция была призвана показать всему миру уверенность России в себе, несмотря на угрозы, звучавшие в ее адрес в связи с польскими событиями. Это был вызов, последствия которого могли оказаться непредсказуемыми. Риск войны на море с флотами Англии и Франции мог обернуться для России новой трагедией, не менее серьезной, чем Крымская война 1853–1856 годов. К счастью, поход не имел драматических международных последствий. Кораблям удалось избежать соприкосновений с конфликтующими сторонами. Обошлось и без серьезных политических осложнений, а именно такая угроза вызывала серьезное беспокойство. Российский министр иностранных дел Горчаков в своих депешах к посланнику России в США Э. А. Стеклю неоднократно требовал обратить особое внимание на то, чтобы «наши храбрые моряки, сердечно отвечая на оказываемый им прием, воздержались бы от того, чтобы придавать своим речам характер, угрожающий какой бы то ни было державе, и чтобы тем самым не давать повод к предположениям, не входящим в наши намерения и не соответствующим нынешней политике»[190].
Достоинство России как великой державы неоднократно подвергалось испытанию. Возникало немало поводов быть вовлеченными в конфликты, и Горчакову приходилось всячески противодействовать окружению императора, которое проявляло готовность использовать эти поводы. Требовалось высочайшее политическое искусство, чтобы удержать Россию от возможных авантюр, и в этом смысле канцлер оказывался большим государственником, чем сам монарх. Опасность втянуться в широкомасштабную войну возникала слишком часто, поскольку войны на европейском континенте не прекращались: это и Австро- франко-сардинская война (1859), и война Австрии и Пруссии против Дании (1865), и Австро-прусская война (1866), и Австро-итальянская война (1866), и Франко-прусская война (1870–1871). К этому необходимо добавить восстания в Польше (1863–1864) и на Крите (1867–1869).
Дипломатическое маневрирование долгое время оставалось единственным средством в разрешении противоречий, в налаживании взаимоотношений между государствами. Не случайно и цели внешней политики в первые годы царствования Александра II были минимизированы. Обрести уверенный голос Россия смогла лишь к началу семидесятых годов, когда удалось наконец стабилизировать общество, наладить новые экономические отношения, запустить эффективную систему государственного управления. Страна оправилась от потрясений, а монарх начал приходить в себя после покушения Каракозова.
В политической летописи Европы 1870 год — одна из наиболее выразительных страниц. Тогда произошли вызванные Франко-прусской войной события исторического масштаба. Европейское статус-кво претерпело серьезные изменения. На политической карте Европы явственно проступили контуры империи, сколоченной из прежде самостоятельных германских княжеств прусским канцлером Бисмарком с помощью «железа и крови».
В это время изменилось не просто соотношение сил внутри европейского сообщества. Была существенно поколеблена европейская система координат. Тщательный анализ новой политической реальности сподвигнул Горчакова предпринять решительный демарш с целью денонсации наиболее трудных для России статей Парижского трактата.
Горчакову с самого начала приходилось преодолевать боязнь и сопротивление правящей элиты, развеивать сомнения и колебания императора. При этом российский министр с уверенностью смотрел в будущее, прогнозируя мирное развитие затеянного им дипломатического наступления. «С самого возникновения всего дела князь Горчаков предвидел возможность только войны на бумаге, газетной перебранки и прений в парламентах», — писал его ближайший помощник барон А. Г. Жомини послу России в Лондоне графу Ф. И. Бруннову[191].
От Горчакова требовалось определить не только стратегию, но и тактику в продвижении к намеченной цели. В циркулярной ноте правительствам европейских государств от 31 октября 1870 года Горчаков приводил факты их непоследовательной политики, свидетельства нарушений странами, подписавшими Парижский трактат, его основных положений. Одновременно Россия в лице Горчакова решительно заявляла о своем отказе далее следовать тем статьям соглашения, которые ограничивали ее суверенные права в акватории Черного моря.
13 марта 1871 года в Лондоне после длительных переговоров состоялось подписание соответствующей конвенции. Державы — участницы Парижского договора — отказались от дискриминационных ограничений в отношении свободы судоходства в Черном море и проливах. Было также подтверждено суверенное право России на строительство и содержание здесь военного флота.
Именно после того, как мирными средствами были достигнуты важные политические результаты — практически пересмотрены итоги Крымской войны 1853–1856 годов, — зародились противоречия между МИДом и Военным министерством, между канцлером и военным министром. В этой сфере, сфере мира и войны, тесно соприкасались интересы дипломатического и военного ведомств. Необходимо было, покуда велась подготовка военной реформы и переоснащение армии и флота, избавить Россию от риска быть втянутой в крупные военные конфликты. С другой стороны, внешнеполитические обстоятельства того
