— Он в прекрасной форме, мисс Сэнгстер, в прекрасной форме, — говорил импресарио. — Не правда ли, Пэт? Вы никогда еще не чувствовали себя лучше?
Глэндону это было противно. Его брови смущенно сдвинулись, и он ничего не отвечал.
— Я давно уже хотела с вами познакомиться, мистер Глэндон, — сказала мисс Сэнгстер. — Я никогда еще не интервьюировала боксера, поэтому вы извините меня — не правда ли? — если я неумело возьмусь за это.
— Быть может, вы хотели бы посмотреть сначала на него в деле? — предложил импресарио. — Пока он будет переодеваться, я могу порассказать вам множество вещей о нем — все сведения, еще не помещенные в газетах. Мы позовем Уолша, Пэт, и покажем мисс несколько раундов.
— Нет, мы и не подумаем это делать, — зарычал Глэндон так грозно, как стал бы рычать первобытный зверь. — Продолжайте интервью.
Но интервью не налаживалось. Разговор вел и поддерживал один Стьюбенер, и этого было достаточно, чтобы раздражать Мод. Пэт молчал. Она изучала его тонкое лицо, широко расставленные ясные синие глаза, хорошо сформированный, почти орлиный нос, твердые целомудренные губы, со своеобразно мягким выражением в углах рта — в этом лице не было и намека на угрюмость. «Если все, что о нем пишут в газетах, правда, то его наружность очень обманчива», — решила она про себя. Тщетно искала она признака «клейма» зверя и так же тщетно старалась вовлечь его в разговор. Она слишком мало знала о призовых боксерах и об арене, и стоило ей затронуть какой-нибудь интересовавший ее вопрос, как Стьюбенер перебивал ее потоком непрерывно струящихся сведений.
— Жизнь боксера — это очень интересно, — сказала она как-то, и со вздохом прибавила: — Я хотела бы узнать ее поближе. Скажите, зачем вы, собственно, состязаетесь? О, вопрос о деньгах я оставляю в стороне (последнее относилось к Стьюбенеру). Вам это доставляет удовольствие? Возбуждает ли вас это соревнование с другими людьми? Мне трудно выразить мою мысль, вы должны мне помочь в этом.
Пэт и Стьюбенер заговорили одновременно.
— Вначале меня бокс не интересовал.
— Видите ли, это было для него слишком пустяковым делом, — прервал его Стьюбенер.
— Но потом, — продолжал Пэт, — когда пришлось состязаться с хорошими бойцами, настоящими и крупными боксерами, дело показалось мне более…
— Достойным вас? — подсказала она.
— Да, вы верно поняли, — более достойным меня. Я увидел, что дорожу своей победой… да, действительно дорожу. Но все же бокс поглощает меня целиком. Видите ли, каждый матч является проблемой, которую я должен разрешить моим мозгом и мускулами, хотя до сих пор я еще ни разу не сомневался в исходе состязания.
— Исход его матчей никогда не приходилось отдавать рефери, — заявил Стьюбенер. — Он своим «нокаутом» решал всегда сам вопрос о победе.
— Именно эта уверенность в исходе состязания и лишает меня всех ощущений, что составляет главную привлекательность бокса, — закончил Пэт.
— Может, вам придется испытать эти ощущения в борьбе с Джимом Хэнфордом, — сказал импресарио.
Пэт улыбнулся, но ничего не сказал.
— Расскажите мне еще что-нибудь, — настаивала она, — расскажите о ваших ощущениях во время бокса.
И тут Пэт удивил своего импресарио, мисс Сэнгстер и себя самого, выпалив одним духом:
— Мне кажется, что не стоит говорить о таких вещах. У меня такое чувство, словно существует множество более важных и интересных вопросов, о каких нам следовало бы поговорить. Я…
Он внезапно остановился, соображая, что он, собственно, сказал, но не сознавая, почему он все это говорил.
— Да, конечно, — с жаром подхватила она. — Вы правы. Только тогда и получается интересное интервью — вы видите подлинное лицо человека.
Но Пэт больше не раскрывал рта, а Стьюбенер занялся статистикой — он сравнивал вес, размеры и объем своего чемпиона с весом, размерами и объемами Сэндоу, Грозного Турка, Джеффри и других современных силачей. Это очень мало занимало Мод Сэнгстер, и она не скрывала своей скуки и нетерпения. Случайно ее глаза остановились на «Сонетах» Шекспира. Она схватила книгу и вопросительно поглядела на Стьюбенера.
— Это книга Пэта, — сказал он. — Он помешан на стихах, цветной фотографии, картинных галереях и прочих вещах. Только, сохрани Боже, не пишите об этом в газетах ничего. Вы этим погубите всю его репутацию.
Она укоризненно посмотрела на Глэндона, и тот сразу смутился. Она была в восторге. Робкий юноша, ростом — гигант, один из королей бокса — читает стихи, ходит по музеям и занимается цветной фотографией! О первобытном звере тут не могло быть и речи. Она догадалась теперь, что его застенчивость вызывалась чувствительностью и чуткостью его души, а не глупостью. «Сонеты» Шекспира! Теперь их разговор пойдет по настоящему пути! Но Стьюбенер не дал ей воспользоваться случаем и снова занялся статистикой.
Спустя несколько минут она невольно сделала самый крупный ход. После открытия «Сонетов» первоначальное острое влечение к нему снова в ней заговорило. Его великолепный стан, прекрасное лицо, целомудренные губы, ясные глаза и высокий лоб, не скрытый коротко остриженными белокурыми волосами, здоровье и чистота, излучаемые всем его существом, все это сознательно и еще более бессознательно — притягивало ее к нему, как никогда ни один мужчина ее к себе не притягивал. Между тем она не могла забыть тех грязных слухов, что ей пришлось услышать лишь накануне в редакции газеты.
— Вы были правы, — сказала она. — У нас есть более интересные темы для разговора. У меня кое-что на душе, и вы могли бы помочь мне в этом разобраться. Хотите?
Пэт кивнул головой.
— Если я буду откровенна? — безобразно откровенна? Я иногда слыхала разговоры об особых матчах, о пари и о ставках, я не обращала в то время особого внимания на эти разговоры, но мне казалось, все считают установленным тот факт, что с боксом связано много всяких жульнических и мошеннических проделок. Глядя на вас, например, мне трудно понять, как вы можете принимать в них участие. Я могу понять, что вы можете увлекаться боксом как спортом или можете бороться ради денег, но я не могу взять в толк…
— Тут не приходится ломать себе голову, — прервал ее Стьюбенер, меж тем как губы Пэта сложились в мягкую, снисходительную улыбку. — Это все одни россказни, все эти бредни о подстроенных боях, о заранее известных исходах и прочем. Это все неправда, мисс Сэнгстер, уверяю вас. А теперь разрешите мне рассказать вам, как я открыл Пэта Глэндона. Я получил как-то письмо от его отца…
Но Мод Сэнгстер не дала отвлечь себя в сторону и сама обратилась к Пэту.
— Послушайте. Я запомнила один случай. Это было несколько месяцев тому назад — я забыла уже участников этого состязания. Один из редакторов «Курьера» сказал мне, что намеревается выиграть крупный куш. Он не сказал — надеется, нет! Он намеревался! Он говорил, что знаком с закулисной стороной дела, и бился об заклад относительно числа раундов состязания. Он сказал мне, что борьба кончится на двенадцатом раунде. Этот разговор происходил вечером, накануне борьбы. И на следующий день он торжествующе обратил мое внимание на то, что борьба действительно была закончена на двенадцатом раунде. Мне это было безразлично, я тогда еще не интересовалась боксом. Но теперь я им интересуюсь. В те времена этот факт вполне соответствовал тому смутному представлению, какое я себе составила о боксе. Итак, вы видите, что это не одни только россказни, не правда ли?
— Я помню этот матч, — сказал Глэндон. — Это были Оуэн и Мэргуэзер. И он окончился на двенадцатом раунде, Сэм. И она говорит, что этот раунд был известен накануне. Как вы это объясните, Сэм?
— Как вы объясните удачу человека, получившего выигравший билет в лотерее? — уклонился импресарио, собирая мысленно материал для ответа. — В этом все и дело. Люди, изучающие условия и правила бокса, часто могут определить заранее число раундов, как люди, интересующиеся скачками, без риска ставят сто против одного. И не забывайте одно: на каждого выигравшего приходится один