В голосе герцога звучала уверенность, и Женевьева подчинилась.

Он подался вперед и снова легко коснулся двумя пальцами ее руки. Нежно погладил и чуть придавил к траве ладонь, словно присевшую отдохнуть бабочку.

Гарри внимательно перевел глаза с герцога на руку Женевьевы, будто его дергали за невидимую ниточку, застыл на месте и смотрел не отрываясь. Если бы Гарри был животным, его шерсть встала бы дыбом от ярости.

И в следующий момент он нахмурился. В этом не было никакого сомнения.

Женевьева затаила дыхание. Она послушно старалась не смотреть на Гарри и смотрела на землю. Успела заметить золотой перстень с печаткой на пальце герцога, его длинную элегантную руку, безупречно ухоженную, на которой, однако, выделялись вены, словно он всю жизнь занимался тяжелым трудом. На запястье вились темные волоски, которые были так близко, что если бы она пожелала, то могла бы их коснуться. Его рука казалась очень смуглой на фоне ее светлой руки, потому что Женевьева берегла кожу от солнца. Герцог мог бы накрыть ладонью всю ее руку, защитить, сломать, успокоить или заставить покориться.

Странно, как рука, которой касался герцог, внезапно стала центром притяжения для трех человек.

— У вас непозволительно нежная рука, мисс Эверси, — пробормотал он.

И убрал пальцы.

Ее глаза расширились. Она не могла поднять голову.

Женевьева была потрясена этим сказанным украдкой комплиментом, слова герцога медленно проникали в ее кровь, словно выпитый бокал хереса. Она взглянула на него, недовольно нахмурилась и коротко выдохнула, чтобы успокоиться.

Место, которого он коснулся, стало особым. Словно он извлек из камня меч, а не просто убрал пальцы.

Наконец Женевьева подняла голову и посмотрела на герцога.

И он тоже предстал в новом свете.

— А теперь смейтесь, — прошептал он. — Будьте убедительны, И ради Бога, не смотрите на него. Смотрите на меня. Смейтесь же, смейтесь! — прошипел он, потому что Женевьева никак не могла отвести от него зачарованного взгляда.

Она откинула голову:

— Ха-ха-ха!

Герцог закатил глаза.

— Красивые зубы, — сухо заметил он. — Вам повезло родиться в богатой семье, иначе, попытавшись играть на сцене, вы умерли бы с голоду. А теперь смейтесь и смотрите на меня.

Женевьева безропотно подчинялась приказаниям герцога.

Он улыбнулся.

Сначала улыбка была чуть заметной, но через мгновение стала душевной, чувственной, обволакивающей ее, как норковая накидка. Женевьева кожей ощущала эту улыбку. По спине у нее пробежали мурашки, словно он коснулся ее пальцами или только собирался это сделать. Она почувствовала, что попала в ловушку, но это было так заманчиво. И опять она растерялась.

Тут Женевьева вспомнила, что герцог просто показывает ей, как надо улыбаться. Это ее отрезвило.

«Господи, кому он может так улыбнуться?»

Краем глаза Женевьева заметила, как Гарри беспокойно переминается с ноги на ногу. Словно лошадь, которой досаждают мухи. Он оперся о крикетную клюшку, с задумчивым видом ковыряя ею землю. Никогда прежде Женевьева не видела такого выражения на его лице, с каким он сейчас следил за ней и герцогом.

Взгляд его светло-голубых глаз стал жестким. Подбородок был решительно выдвинут вперед.

Что это? Ревность? Желание защитить ее? Обычно Гарри чувствовал себя вполне уютно в этом мире. Он дарил ему радости, развлечения, покой и много преданных, хороших друзей, как Женевьева, а совсем скоро подарит еще и жену. Неудивительно, что он всегда воспринимал расположение Женевьевы как должное.

Но что будет делать Гарри, если его мир вдруг изменится?

Злорадная мысль промелькнула в голове Женевьевы.

— Как вы узнали? — прошептала она.

— Он смотрит на вас всякий раз, когда вы смеетесь. Всякий раз. Все это время он стремился произвести на вас впечатление. И заметил, когда я прикоснулся к вам. Даже если вы и не обратили внимания. А теперь, кажется, уже двое мужчин готовы запустить в меня крикетным мячом.

Герцог имел ввиду Йена, который с нескрываемым подозрением смотрел на них.

Женевьеве стало почтой смешно.

— В этом вы правы.

— У вас довольный вид, мисс Эверси. Кстати, если вы сейчас будете смотреть на них, то все ваши достижения сойдут на нет. Так что снова посмотрите на меня и попытайтесь придать вашему взгляду нечто, хотя бы отдаленно напоминающее нежность. Соблазнительный румянец не останется незамеченным. Или, если вам неприятно, смотрите вдаль.

Но Женевьеве уже надоело подчиняться приказам герцога. С вызывающим видом она обхватила колени руками и прислонилась к ним щекой, чтобы не смотреть ни на кого хотя бы минуту.

Муслин платья был восхитительно прохладным, и только тут Женевьева заметила, что у нее горят щеки. Все утро ей пришлось переживать невиданные до сих пор эмоции. От этого ее бросало то в жар, то в холод. «У вас непозволительно нежная рука», и «У вас красивые губы».

Комплименты настолько особые, смелые и необычные, что Женевьева не могла вспоминать о них не краснея. Ей хотелось повторять их снова и снова и в то же время забыть.

Как жаль, что их сделал не Гарри.

Женевьева не знала, приятна ли ей его ревность. Она сделала глубокий вдох и поняла, что на смену боли, мучившей ее несколько дней, пришла радость.

Герцог снова заговорил. Не поднимая лица от колен, Женевьева подумала, насколько соответствует его образу его голос. Он звучал словно струнный инструмент и отличался легкой хрипотцой. Его голос отдавался у нее внутри. Лучше бы слушать, как герцог читает стихи, чем…

— Итак, мисс Эверси, вы собираетесь позволить ему сделать предложение вашей подруге?

…чем вот это.

— А что еще мне остается? Признаться в своей вечной любви?

Ее голос прозвучал сдавленно и раздраженно. Подобный вопрос казался ей нелепым.

— Разве он вас не любит? Вы ведь сами сказали, что всегда в это верили. Если это правда, тогда что вам мешает? Уж точно не ваша семья или отсутствие средств. Возможно, все дело в его семье или состоянии.

Женевьева задумалась.

— Думаю, хотя и не уверена в этом, его смущает отсутствие собственного поместья, которое появится только тогда, когда он его унаследует. И достаток у него намного скромнее, чем у других молодых людей. Гарри нельзя назвать бедным. И мне все равно, сколько у него денег. Не могу себе представить, будто он считает иначе. Правда, это не относится к моим родителям. Хотя это всего лишь догадки.

— Возможно, он сам не знает, чего хочет, — заметил герцог. — Такое случается с молодыми людьми.

Неужели он пытался утешить ее своим снисходительным тоном?

— Вам это известно по опыту, лорд Монкрифф?

— Конечно, только по опыту, как бы ни много лет назад я был молодым.

Женевьева чуть заметно улыбнулась. Если он надеялся услышать комплимент, то этому не бывать. Герцог действительно не молод. Ему почти сорок лет.

— Прошу вас, посмотрите на меня, мисс Эверси.

Она шумно вздохнула и нехотя подняла голову. Странно, но она уже не испытывала неприязни, глядя