С самого начала работы Ян ни разу не раздевался. Теперь он был весь черен от грязи, около воспаленных глаз красные круги. Увидев его, Эльжбета охнула… Ян посмотрел в зеркало и улыбнулся.

– Если сваришь мне кофе, то я умоюсь и переоденусь. Такая работенка была, что не дай бог снова.

– Так, значит, все уже закончили?

– Все. Осталось только поезда перетащить. Из первого я всех выгнал. Как только кофе попьем – сажусь и еду.

– А никто другой не может его повести? Почему всегда ты?

Ян молча выпил свой кофе, поставил на стол пустую чашку и поднялся.

– Ты же сама знаешь почему. Поедешь во втором. Увидимся на той стороне.

По тому, как она стиснула руки, было видно, как ей страшно, но она ничего не сказала. Молча поцеловала мужа, молча смотрела, как он уходит… Ей очень хотелось поехать с ним, но она знала, что он ответит, так что и спрашивать не было смысла. Он поедет один.

Поезд свернул с Дороги на новую просеку в обгоревших джунглях. Тягач враскачку пополз по буграм и рытвинам; вагоны послушно, один за другим, пошли следом, по глубоким колеям его громадных колес.

– Пока все нормально, – сказал Ян в микрофон. – Ухабы, конечно, но ничего страшного. Держу постоянную скорость пять километров в час. Всем водителям ехать так же.

Он не стал останавливаться перед насыпью, а въехал на нее с той же скоростью. Под весом тягача поверхность слегка просела; с откосов со стуком посыпались отдельные камни, заструился песок… По обе стороны провала стояли танки, водители напряженно наблюдали. С высоты тягача Ян видел, как медленно приближается дальний край провала; а справа и слева – пустота. Смотрел только вперед, удерживая тягач на самой середине насыпи.

– Он прошел! Прошел! – закричал по радио Отакар. – Вагоны идут нормально! Просадки не видать!

Когда переправа осталась позади, выбраться на Дорогу уже не составило труда. Ян вывел тягач на противоположную обочину, а потом вырулил вдоль Дороги и не останавливался до тех пор, пока все вагоны не стали на твердую поверхность. Только тогда он надел скафандр и пересел на танк, сопровождавший поезд.

– Назад, к провалу! – скомандовал он. И включил рацию. – Поездам переправляться по одному, потихоньку. На насыпи не должно находиться больше одного поезда, чтобы к нему можно было подъехать в случае чего с обеих сторон. Второй, слышишь меня? Пошел!

Он ждал у края ущелья, когда появился второй поезд, окруженный облаком пепла и дыма из-под колес. Водитель вел свой тягач точно по колее, проложенной Яном; поезд одолел насыпь и покатился дальше. Потом прошел следующий, еще один – и дальше они покатились сплошным потоком…

А тринадцатый не прошел.

– Везучий тринадцатый, – сказал себе Ян, когда поезд появился на краю обрыва. Хотелось спать. Ян потер глаза и зевнул. Тягач покатился вперед и был уже на середине насыпи – и тут начал крениться. Ян схватился за микрофон, но сказать ничего не успел. Насыпь стала проседать на глазах, тягач медленно накренился еще больше – и полетел под откос.

Под откос – и вниз, на дно ущелья, а за ним вагоны – бусины на нити, увлекающей их в смерть, – в огромное грохочущее облако пыли и летящих обломков, в месиво обвалившегося грунта и искореженного металла.

В живых не осталось никого. Ян взял с собой несколько человек и спустился вниз по канату, чтобы попытаться найти людей, – ничего не вышло. Не обращая внимания на палящее солнце, они долго рылись в обломках, среди изуродованного металла, но никого не нашли. В конце концов поиски прекратили. И оставили погибших погребенными под этим курганом. Насыпь отремонтировали, расширили, уплотнили… Когда остальные поезда перебрались через провал и снова собрались на Дороге – двинулись дальше.

Никто не говорил об этом вслух, но все думали об одном: то, что они везут зерно с одного полюса на другой, – не должно быть даром. Смерть людей не должна быть напрасной. Корабли должны прийти. Опаздывают – но должны прийти.

Теперь путешественники уже знали Дорогу, уже устали от нее. Переправились через затопленный участок, монотонно откатывались назад бесконечные километры, беспрерывно палило жестокое солнце – рейс продолжался. Были задержки, были поломки; два вагона пришлось бросить, поснимав с них колеса и много чего еще на запчасти для остальных… Пришлось бросить еще один танк… А выход мощности на тягачах постепенно снижался, и вместе с ней падала скорость поездов.

Когда караван выбрался из-под палящего солнца в сумерки – не радость охватила людей, а ощущение невероятной, предельной усталости, желание отдохнуть наконец. До конца рейса оставалось не больше десяти часов, когда Ян объявил остановку.

– Давайте поедим и выпьем, – предложил он. – Должны же мы хоть как-то отпраздновать!..

Все согласились, но праздник получился невеселый, если не сказать – грустный. Эльжбета сидела рядом с Яном. Теперь им никто не завидовал: мужчины знали, что завтра их встретят собственные жены, ждущие вот сейчас… По радио в Южгород сообщили о крушении тринадцатого, чтобы семерых путешественников не ждали и знали, что они не вернутся.

– Слушай, это свадьба, а не поминки, – сказал Отакар. – Допивай свое пиво, я тебе еще налью.

Ян послушно выпил и подставил стакан.

– Знаешь, я все думаю о возвращении, – признался он.

– Все думают, но мы с тобой особенно. – Эльжбета прижалась к нему, в страхе перед возможной разлукой. – Она не может меня забрать, правда же?

Кто такая «она» – было ясно и без имени. До сих пор Градиль была далеко, но скоро снова могла вмешаться в их жизнь.

– Мы все вместе с вами, – сказал Отакар. – Мы все были свидетелями и гостями на вашей свадьбе. Главы семей могут протестовать, но сделать ничего не могут. Однажды нам удалось их убедить – сделаем это еще раз. И Семенов нас поддержит…

– Это моя проблема, – перебил его Ян.

– Нет, наша, – возразил Отакар. – С тех пор как мы захватили машины и заставили старейшин отпустить нас во второй рейс – с тех пор это наше общее дело. Мы можем повторить, если надо.

– Нет, Отакар, не надо. – Ян смотрел на гладкую ленту Дороги, уходившую за горизонт. – В тот раз нам было за что драться. Это было необходимо всем. Градиль обязательно устроит какую-нибудь пакость, но теперь это будет касаться только нас с Эльжбетой. Нам и разбираться с ней.

– А мне, – сказал Семенов, – придется объяснять, почему я так поступил. Отчитываться придется. Это против закона…

– Закон, написанный для вас, – фикция. Фантастическая повестушка, рассчитанная на то, чтобы держать аборигенов в страхе и покорности.

– Ты скажешь это им тоже? То, что мне сказал.

– Обязательно скажу. И старейшинам скажу, и всем остальным. Должна же когда-нибудь правда выйти на свет. Быть может, они не поверят, но сказать надо.

После отдыха двинулись дальше. На этот раз Ян с Эльжбетой спали мало, да им и не хотелось. Обоих тянуло друг к другу как никогда прежде; они ласкали друг друга неистово, исступленно… Они не сказали вслух ни слова – но оба страшились будущего.

И не зря страшились. Их никто не встречал, никто не приветствовал, не было ликующей толпы… Приехавшие все поняли. Они поговорили немного, попрощались друг с другом и разошлись искать свои семьи. Ян и Эльжбета остались в поезде; сидели, глядя на дверь. И ждали, когда постучат, – ждать пришлось недолго. Снаружи стояли четыре проктора.

– Ян Кулозик, ты арестован.

– Кем арестован? За что?

– Ты обвиняешься в убийстве проктора-капитана Риттершпаха.

– Это можно объяснить, есть свидетели…

– Ты пойдешь с нами, под стражу. Так нам приказано. А эту женщину мы немедленно вернем в ее семью.

– Нет!

Крик ужаса, вырвавшийся у Эльжбеты, заставил Яна вскочить. Он попытался защитить ее, но в него