Бью длинной очередью в упор, прямо по толпе хассов. Слева грохочет автомат Лены. Что творится в толпе, словами передать невозможно. Каждая пуля с такого расстояния поражает не менее двух хассов. Они валятся пачками. Но те, кто остался на ногах, никак не реагируют на это. Они шагают по телам убитых, скользят в лужах крови, падают, встают и продолжают напирать на нас. Теперь уже и я вижу, что это — не люди. Люди так себя вести не могут.

У меня кончаются патроны, и пока я перезаряжаю автомат, справа открывает огонь Наташа. Анатолий в этой бойне участия не принимает. Он возится с установкой создания переходов. Правильно, сейчас это — самое главное.

Слаженный огонь трех автоматов укладывает толпу хассов в два-три яруса. Никто не убежал и даже не пытался этого сделать. Хасс, свалившийся всего в десяти шагах от нас, пытается преодолеть это расстояние ползком. Он тянет к нам руки, судорожно извивается и ползет, оставляя за собой широкий кровавый след. Кровь фонтаном бьет из широкой раны под правой лопаткой. Пуля прошила его навылет. На его искаженной морде нет ни боли, ни страха. Только ярость и страстное желание добраться до нас любой ценой. Прекращаю его дерганье выстрелом в голову. Воздух в тоннеле насыщен неописуемым коктейлем ароматов сгоревшего пороха и свежепролитой крови. Кто хоть раз такое обонял, никогда не забудет.

Толпа, преследующая нас сзади, внезапно останавливается. Нет это не страх и не нерешительность останавливают их. Я ясно слышал какую-то команду. Готовится еще что-то. Но затевать еще одну бойню у меня нет никакого желания.

— Как дела, Толя?

Анатолий молча машет рукой вперед, за баррикаду из тел.

— Идите! Быстро! Я прикрываю.

Толпа хассов по-прежнему стоит неподвижно, пожирая нас горящими взглядами. Наташа с Анатолием в нерешительности останавливаются перед страшным завалом. Но Лена не дает им расслабляться. Он берет Наташу за руку и решительно шагает по трупам. Такое «дорожное покрытие» не для слабонервных. К тому же не все хассы обрели быструю смерть. Кое-кто еще ворочается, стонет, пытается подняться. Один из хассов вдруг хватает Наташу за ногу и тянется к ней зубами. Девушка теряется, и вот-вот может случиться самое худшее. Но Лена рядом, и нервы у нее покрепче. Гремит выстрел, и хасс, дернувшись, отпускает Наташу.

Измазанные кровью, мои друзья и Вир перебираются через завал. Анатолий тут же возобновляет манипуляции с установкой, а Лена с Наташей занимают положение для стрельбы с колена по обеим сторонам тоннеля, чтобы прикрыть мой отход. Я направляюсь к ним.

В этот момент неподвижная толпа хассов расступается и уходит в боковые ответвления тоннеля. А из глубины прохода на нас двигается другая группа. Так и есть! Охранники с винтовками. Это будет уже совсем другой разговор. Бегу прямо по телам, не разбирая, куда ступаю. Поскользнувшись одной ногой в луже крови, а другой споткнувшись об еще теплое тело, падаю плашмя. Руками попадаю прямо в кровавую лужу. В Схлопку нервы! Не до них. Не оборачиваюсь, но по лицам и позам Лены и Наташи вижу, что сзади происходит что-то серьезное.

Переползаю через тела (тяжелое и малоприятное занятие) и разворачиваюсь назад. Ого!

— Ложись! — кричу я друзьям.

Пулемет — на сошки, ленту — в приемник, дослать патрон. А охранники уже заняли положение для стрельбы в три яруса. Первый ряд лежит, второй опустился на колени, третий — стоит. На спусковой крючок нажать не успеваю. Грохочет залп. Надеюсь, что все наши успели упасть на пол, иначе… Все-таки хассы — стрелки неважнецкие. Ну, и слава Времени! Однако дальше судьбу искушать не стоит.

Швыряю гранату, благо хассы совсем уже рядом, и тычусь носом в баррикаду из теплых тел. Поражено больше половины. Но хассы, они и есть хассы. Уцелевшие и не думают отступать. Тем более что к ним идет подкрепление. Ваше слово, товарищ Калашников!

Первые ряды я выкашиваю одной длинной очередью. Следующую направляю в глубину тоннеля, откуда на нас бежит еще один отряд хассов. Эти ведут себя иначе. Убедившись в убийственной эффективности пулеметного огня на такой дистанции, они залегают или прижимаются к стенкам тоннеля и открывают по нам огонь. Тоннель заполняется пороховым дымом. В нем полностью меркнут тусклые светильники. Теперь мне приходится ориентироваться по вспышкам выстрелов. Бью туда, где они гуще.

Грохочет пулемет, пули противно свистят над головой, завывают, рикошетируя, глухо чмокают о трупы. Хорошо еще, что хассы в таком же положении, как и я. Они тоже ничего не видят и стреляют наудачу.

Лена с Наташей поддерживают меня огнем автоматов, но я отсылаю их назад:

— Следите лучше, чтобы нас не обошли! Они-то знают здесь все переходы и в любую минуту могут зайти с тыла.

Накаркал! Едва Лена с Наташей отползают, как сзади гремят винтовочные выстрелы. Им тут же отвечают автоматы. Три! Оборачиваюсь. Хассы не далее чем в ста метрах. Анатолий и женщины плотным огнем заставляют их залечь.

— Толя! — кричу я. — Не отвлекайся! Делай переход!

— Все уже настроено! — отвечает он, не отрываясь от автомата. — Переход будет через две минуты.

Но эти минуты еще надо как-то продержаться. Из боковых переходов и дальних тоннелей на нас валят все новые и новые группы хассов. Видимо, им все-таки редко приходится стрелять. Практики у них маловато. Будь они в таких делах поопытнее, мы бы уже давно были похожи на решето.

Грохочут очереди, свистят пули, стонут раненые хассы. Кажется, мы здорово помогли смотрителю Зому решить проблему перенаселенности. Теперь здесь долго не будет игр. Внезапно сквозь грохот стрельбы я слышу какую-то команду, отданную пронзительным, высоким голосом. Хассы прекращают движение. Что бы это могло быть? Какого сюрприза нам еще ждать от них?

В наступившей тишине режет уши еще одна, отданная таким же визгливым голосом, команда. Вот оно! Хассы молча бросаются на нас, уставив вперед штыки. Убийственные очереди, укладывающие их рядами и делающие в этих рядах просеки, их не останавливают. Вот уж действительно, они ни в полушку не ценят ни чужие жизни, ни свои. Им на все наплевать! Положение становится угрожающим. Если хотя бы один хасс доберется до нас живым и завяжет рукопашную, это будет началом нашего конца.

Бью, не целясь, стараюсь захватить очередями всю ширину тоннеля. А сам думаю об одном. Что раньше иссякнет: моя лента в коробке пулемета или наступательный порыв хассов? Не успеваю я осмыслить, что будет, если раньше кончится лента, как пулемет дожевывает последние патроны и с облегчением замолкает. Я не развиваю свои мысли дальше, а швыряю одну за другой две гранаты и, не прячась от осколков, быстро перезаряжаю пулемет, обжигаясь о раскаленный ствол. При этом стараюсь не думать о том, что творится сзади. Там вразнобой гремят три автомата.

— Есть переход! — кричит Анатолий.

— Толя! Иди первым! — кричу я, разражаясь кашлем и длинной очередью, от порохового дыма першит в горле. — Лена и Вир — за тобой! Потом — Наташа! Я прикрываю!

Швыряю последнюю гранату и оборачиваюсь. Ни Анатолия, ни Лены с Виром уже нет. Наташа, непрерывно паля в хассов из автомата, пятится спиной в сиреневое марево рядом с установкой, сиротливо стоящей на каменном полу. Еще три шага, и она исчезает. Вскакиваю и, не обращая внимания на хриплые, торжествующие крики сзади, выпускаю с рук длинную очередь по хассам, которые преследовали Наташу.

Прыжок, другой. Хватаю установку. Вокруг густо свистят пули. Третьим прыжком я устремляюсь в мерцающий сиреневый полуовал. И тут одна из пуль все-таки настигает меня. Если бы до перехода было еще шага два-три, то здесь для меня все бы и кончилось.

Роняю установку и падаю как подкошенный. Но, слава Времени, уже по ту сторону перехода. Наташа бросается ко мне, а Анатолий — к установке. Но, прежде чем он успевает закрыть переход, через него к нам вваливаются два хасса. Лена предусмотрительно стоит с автоматом наготове. Две короткие очереди, и все кончено. Пока, по крайней мере.