плохо – на вертеле, подвешенном меж двух рогулек. Криби хоть и были дикарями, но предпочитали хорошо пропеченную хак-капа.

Собственно, Дарт тоже мог угодить на кухню волосатых, хоть не приплыл по воде, а свалился с неба. Ему, однако, повезло, как везло не раз: песок смягчил падение, руки и ноги были целы, и шпага – тоже. Когда волосатые его обнаружили, он вполне оправился, встал в боевую позицию и проткнул глотки трем дикарям. Он мог бы всех их разделать из ручного дисперсора, но это грозное оружие стоило поберечь: запас энергии в нем был довольно скромен. К тому же, будучи общительным по натуре, Дарт нуждался в компании и не хотел чрезмерно ее сокращать; лучше уж дикари-каннибалы, чем пустота и безлюдье.

Его тактичность оценили, поскольку свершенное им пошло, в конечном счете, на благо волосатому народцу. Во-первых, Шу, один из покойников, самый крикливый и наглый, был в прошлом вождем, и с его кончиной пост главаря переходил к Bay, следующему по силе самцу. Для Bay это являлось значительным повышением, так как теперь он мог распоряжаться собратьями, делить между ними хак-капа и выбирать самочек поаппетитнее. Во-вторых, три мертвых тела даром не пропали, а были поджарены и съедены под громкие вопли благодарных криби. Их восхищала аккуратность, с какой чужак прикончил бывшего вождя: ни размозженной головы, ни переломанных конечностей, ни выпущенных наружу кишок. У криби, с их дубинами и камнями, так не получалось.

В результате Дарт был признан своим. Во время пира его наделили желудком и печенью Шу, но он, криво усмехнувшись, отверг почетное лакомство, потребовав плодов и рыбы. Печень с желудком достались Bay, который съел их с аппетитом, что укрепило его авторитет: теперь он считался законным предводителем орды. Ну а Дарта признали ее уважаемым членом, и теперь он мог разгуливать по острову, есть что угодно и спать где придется, не опасаясь возможности проснуться на вертеле. Почти королевские привилегии!

Bay, приподнявшись над гранитным валуном, морщил низкий лоб, глядел то на воду, прикидывая скорость течения, то на хак, плывший внизу под скалами, в нескольких бросках копья. На этот раз хак был довольно большой галерой, с мачтой, прямоугольным парусом и пятнадцатью веслами по борту; и существа, заполнявшие ее палубу, не выглядели беззащитными. Дарт сомневался, сможет ли шайка волосатых их одолеть.

Но Bay, казалось, был уверен в победе – так же, как в том, что галера не справится с быстрым течением и будет выброшена на песчаный пляж у оконечности острова. Опыт сотен схваток, кончавшихся пиром у вертелов, являлся основой его уверенности.

Он почесался, облизнул отвисшую нижнюю губу и поглядел на Оша, Хо и других своих воинов, прятавшихся в камнях. Для этого Bay пришлось повернуться всем телом – шея у волосатых была слишком короткой и крутить головами они не могли.

Осмотрев свое воинство, Bay стукнул в грудь огромным кулаком и проревел:

– Ха-аа!

– Ха-ааа! – дружно ответили волосатые. Ош, второй самец, одобрительно моргнул, а Хо, третий, вскинул суковатую дубину. Под его бурой шкурой заиграли могучие мышцы.

– Хак-капа – много еда! – прохрипел Bay. – Криби кусать хак-капа, стать толстый, сильный!

– Толстый! – с энтузиазмом поддержали воины.

– Толстый здесь, – продолжал Bay, оглаживая то, что свисало пониже живота. – Такой толстый, что самка пугаться и бежать. Мы – догнать! Много силы! Много самка! Много щенок!

Это было шуткой, и волосатые, хлопая себя по чудовищным гениталиям, восторженно взвыли:

– Уа-ууу! Толстый здесь! Много щенок! Ха-аа! Решив, что он достаточно воодушевил бойцов, вождь принялся распоряжаться:

– Ош – туда! – Он махнул дубиной в сторону песчаных холмов левее бухты. – Хо – туда! – Теперь волосатая лапа указывала на середину пляжа. – Мой – здесь! – Кулак Bay снова гулко ударился о ребра. – Мой глядеть, кричать. Ош, Хо – бить!

Как всегда, это означало, что вождь понаблюдает эа маневрами галеры и, когда ее вынесет на берег, даст сигнал к нападению. План атаки не отличался разнообразием: криби наваливались на пришельцев с трех сторон, причем фланговые отряды, руководимые Bay и Ошем, оттесняли их от реки. Эта тактика, несмотря на ее примитивность, всегда приводила к успеху.

Дождавшись, когда Ош и Хо с шестью десятками соплеменников покинут засаду у камней, Дарт вытянул руку к удалявшейся галере и спросил:

–Кто?

– Тиан. – Bay засопел, погладил живот и сообщил: – Тиан не такой вкусный, тири и ко лучше. Зато тиан – много! Долго кусать!

С народом тиан Дарт еще не встречался – это была какая-то новая раса из числа обитавших на Диске. Ко, вяловатые создания с лягушачьими лапами и четырьмя огромными глазами, плавали у речных берегов в гнездах-плотах, ловили мелких речных тварей и, судя по образу жизни, относились к амфибиям. Дарт испытывал сомнения в их разумности; кроме плотов, шестов и острог, у них не водилось никаких орудий, они не знали ни одежды, ни огня – или, возможно, не нуждались ни в том, ни в другом. Тири, карлики с голубовато-смуглой кожей, больше походили на людей и занимались торговлей, хоть их товары выглядели странновато: раковины всех цветов и форм, какие-то снадобья и порошки, комья пахучего мха и огромные пустотелые орехи с очень прочной гладкой скорлупой. Тири странствовали небольшими группами в примитивных пирогах, влекомых против течения рогатыми дельфинами, – так, за неимением чего-нибудь более подходящего, Дарт называл этих водяных существ с остроконечным бивнем в середине лба.

Карликам он был обязан своими познаниями в фунги. Вскоре после его приземления волосатые поймали целый караван из четырех пирог и пару циклов жгли суденышки, поджаривали путников и пировали. Но тут случилась другая добыча, и нескольких тири оставили про запас, до более скудных времен, ибо никто не знал, когда река принесет хак-капа и будет ли хак настолько беспечен, чтоб сунуться в конце дневного цикла в пролив меж островом и берегом. Карлики прожили довольно долго, и Дарт успел освоиться с их языком. Он им сочувствовал, но был бессилен чем-либо помочь: лодки тири сгорели, тягловые дельфины исчезли, а путешествовать вплавь до речного берега никто из пленников не рискнул. Они боялись водяных червей – смерть в их пасти была страшнее, чем копья и дубинки волосатых.

Прижавшись грудью к нагретой солнцем скале, Дарт следил, как галера борется с течением. Не подходящее время для странствий! Очень неподходящее! Цикл кончался, небо затягивали облака, предвестники скорых обильных ливней, и тело становилось тяжелей, будто напоминая, что даже в этом искусственном мире день сменяется ночью, а ночь – днем. Конечно, такие понятия были здесь гипотетичными и подчинялись изменению тяжести: с утра она убывала до минимума в условный полдень, к вечеру росла и в полночь, такую же условную, как середина Дня, достигала максимума. Эти колебания были не слишком велики – Дарт оценивал их в треть от гравитации Анхаба и других землеподобных миров, но они регулировали влажность в атмосфере, создавая подобие суточного цикла.

Слабое подобие, не позволявшее столь примитивным существам, как криби, выработать концепцию времени. Похоже, волосатые не замечали происходящих вокруг изменений, если только эти изменения не касались простых реакций – сна, чувства голода, похоти, стремления завладеть добычей. Дарт, однако, видел перемены, определяя их привычными терминами: день и ночь. Ясным и теплым днем, при пониженном тяготении, воды интенсивно испарялись, и реки с медленным величием текли из центрального океана в периферийный. Но гравитация плавно возрастала, небо затягивали облака, скрывая свет голубого солнца, течение рек становилось более бурным и стремительным; вскоре температура падала, тучи проливались дождями, а реки уносили избыток вод в периферийный океан.

Куда он девался, этот избыток? Дарт полагал, что океаны обоих кругов, голубого и алого, соединяются шлюзами, проходящими в толще Диска, через которые воды перекачиваются на противоположную сторону. Возможно, не перекачиваются, а стекают сами под действием тяжести, если гравитация на выпуклой и вогнутой сторонах меняется в противофазе. Такой механизм был бы вполне естественным и объясняющим все наблюдаемые эффекты. Если день голубого круга, период пониженной тяжести совпадает с ночью алого, где тяжесть сейчас велика, и если открыть в этот период шлюзы между полярными океанами, то влага переместится с алой стороны на голубую, а затем – по рекам – в периферийный океан. За это время тяготение в голубом круге увеличится, в алом – уменьшится, шлюзы между центральными океанами будут закрыты, а между периферийными – распахнуты, и излишек влаги