одеялом. Негодующая Татьяна резким движением бесцеремонно сдернула со спящей все покровы и стала трясти сестрицу, но это ни к чему не привело, так как Галина была мертва. Когда этот факт дошел до сознания Татьяны, она заорала и хлопнулась в обморок. Примчавшиеся на крик соседи вызвали «Скорую» и милицию. Эксперты с большой точностью определили время смерти Галины — с половины первого до часу ночи, а также причину гибели женщины: спящей Галине кто-то ловко вколол в вену пару «кубиков» воздуха, что вызвало прекращение сердечной деятельности. Опрошенные соседи показали, что около полуночи слышали отзвуки скандала с участием Галины и какого-то мужчины. Личность последнего установили быстро, так как ругавшийся с Галиной мужик, покидая квартиру, прошел мимо парочки, целовавшейся на лестничной площадке этажом ниже. Юноша, который в отличие от своей подруги целовался с открытыми глазами, дал настолько точное описание ночного гостя, что очнувшаяся от обморока Татьяна без колебаний опознала в нем Сергея Лазарчука. К тому же в квартире и на двери было найдено немало свеженьких отпечатков капитанских пальчиков.

— Да Серега просто уложил пьяную Галку в постель и ушел, захлопнув дверь, — сказала я Панде. — Лазарчук не такой человек, чтобы кого-то убивать! Кроме преступников, конечно, но и тогда он воспользовался бы не шприцем, а табельным оружием! Наверняка уже после его ухода в квартиру проник настоящий убийца!

— Капитан Лазарчук до поступления в институт МВД закончил два курса медицинского училища, — скучным голосом сказал Панда. — А на дверном замке квартиры Семиных нет никаких следов взлома, его открывали только «родными» заводскими ключами.

Онемев от изумления — даже Томка разинул пасть, выпустив штанину капитана Потапова, — мы позволили Панде ретироваться. Калитка захлопнулась сама собой, через несколько секунд из-за ограды послышался шум отъезжающей машины.

— Масын! — запрыгал у меня на руках Масянька — большой любитель автомобильных катаний.

— Сиди тихо! — удержала я ребенка. — Не мешай маме думать.

— О чем мама думает? — поинтересовалась Ирка, забирая у меня ребенка.

Я потерла переносицу и провела по носу вниз таким жестом, словно опустила на лицо забрало шлема.

— Внутренний голос подсказывает мне, что Диму, Аду, Андрюху и Галку ухлопал один и тот же убийца, — задумчиво ответила я.

— А внутренний голос не подсказывает тебе, кто этот убийца? — спросила Ирка.

— Нет, — призналась я. — Но он советует мне действовать быстрее, пока убийца не грохнул кого- нибудь еще.

— Кого? — с острым любопытством спросила подруга.

— Да мало ли? — уклончиво ответила я. — Этот убийца на редкость непредсказуемый тип!

— Ну, тогда вы друг друга стоите, — подбодрила меня верная подруга.

Я благодарно кивнула и задумчиво посмотрела в сторону безмолвного и темного дома покойной мадам Титоренко. Я не я буду, если не найду поганца, из-за которого уже четыре человека отправились на тот свет и еще один — Серега Лазарчук — вполне может отправиться на нары! Потом я подумала, что, возможно, несправедливо обвинять во всех черных делах разом одного-единственного преступника, но ничего: если что, я после извинюсь перед ним. Или перед ними.

После отбоя, ознаменовавшегося по традиции хоровым пением «Боже, царя храни!», мы с Иркой сидели в кухне, изучая документы, добытые прошлой ночью в соседском доме. Строго говоря, по- человечески сидела только я, Ирка же взгромоздилась коленками на табурет, а локтями на стол, на котором были разложены аккуратно рассортированные бумаги. Слева от демаркационной линии, пунктирно обозначенной чайными приборами, помещались бумаги Аделаиды Титоренко, справа — Дмитрия Желтикова. Сразу было видно, что у сына различных «второстепенных» документов было гораздо больше, чем у маменьки. Правая половина стола пестрела разноцветными корочками, а левая ничем не радовала глаз, потому что там лежали только скучные серые ксерокопии.

Судя по всему, Ада и Дима были очень предусмотрительны, они заготовили дубликаты документов буквально на все случаи жизни. Мы нашли даже копию свидетельства о рождении Димы, хотя, для чего она могла понадобиться двадцатитрехлетнему парню, трудно было придумать. Впрочем, по себе знаю, в нашей стране, в какое чиновничье заведение ни сунься, всюду требуют от человека кучу самых разных бумажек, хоть заводи дома собственный ксерокс. Так что Титоренко и Желтиков были, безусловно, мудры. Не знаю, правда, куда подевались оригиналы серьезных документов. Может, они хранились в другом месте или же их кто-то забрал — официальные лица, менты, представители «Планиды», кто-то еще? Но хозяева дома бережно сохранили голубую книжицу, подтверждающую Димино семилетнее музыкальное образование по классу фортепьяно, синюю корочку спортсмена второго разряда по шахматам, зеленый читательский билет Пушкинской библиотеки, красное удостоверение помощника депутата Законодательного собрания края и подборку похвальных грамот за успехи в изучении различных школьных дисциплин.

— Почему же у Ады нет ничего такого? — вслух задумалась Ирка, всплеснув рукой, как крылом, над левой половиной стола.

При этом подруга потеряла равновесие и чуть не грохнулась на пол. Я поспешно поддержала ее — не столько из человеколюбия, сколько опасаясь, что падение Ирки произведет шум, который разбудит наших мужиков.

— Какого такого? — переспросила я.

— Ну, такого! — не рискуя больше размахивать руками, Ирка показала на Димины разноцветные корочки двумя подбородками.

— Наверное, она не играла в шахматы и не училась музыке, — равнодушно пожала плечами я.

— К черту музыку, — огрызнулась Ирка, хватая со стола одну из бумажек. — Вот тебе копия гражданского паспорта Аделаиды. Ты читать умеешь? А считать? Ну, так почитай и посчитай: гражданке Титоренко было тридцать восемь, чуть больше, чем нам с тобой. Ты успела побыть в комсомоле?

— Конечно, — кивнула я. — Вышла из него сразу после окончания университета, когда начала трудовую деятельность. Честно говоря, просто стало жалко платить с честно заработанных копеек членские взносы.

— Вот! — торжествующе вскричала Ирка. — И я тоже была комсомолкой и в студенческий профсоюз вступала! Красная книжица комсомольского билета и бордовая — профсоюзного сохранились у меня до сих пор!

— И еще членский билет общества ГТО, — кивнула я. — Ну и что из того?

— А то, голова твоя дырявая, что Аделаида тоже успела пожить при развитом социализме и должна была иметь весь этот обязательный набор дурацких корочек! — рявкнула Ирка, покрутив у виска сцапанной из пустой чашки ложечкой и свалившись-таки с табурета.

Впрочем, бухнулась она, на удивление, мягко, как большой рулон поролона. Звякнула только ложечка, упавшая на стол.

— Гм… Твоя правда, — согласилась я, подбирая ложечку и машинально залезая ею в баночку с кофе. — Тебе с сахаром или без?

— И с конфетами, — немного сердито ответила Ирка. — Говорят, шоколад способствует улучшению работы мозга.

С этими словами подруга открыла кухонный шкафчик и достала из него большой набор шоколадных конфет «Ассорти».

— Которые с белой начинкой? — спросила я, обозревая стройные ряды круглых и овальных конфеток. — А, ладно, не говори, я сама найду!

Я набила рот шоколадом и выразительно потрясла перед Иркой чашкой с маленьким курганчиком растворимого кофе, безмолвно требуя наполнить ее горячей водой. Получила порцию кипятка, размешала порошковое пойло, но не успела сделать глоток, как подавилась конфетами и закашлялась.

— Когда я ем, я глух и нем! — назидательно сказала Ирка, занося над моими лопатками свою могучую руку с явным намерением огреть меня ладонью по спине.

Я увернулась, поставила на стол горячую чашку, с усилием проглотила клейкую шоколадную массу и сказала подруге:

— Ирка, мы с тобой две идиотки!