– Ты ужасно спокоен, – он поднял мокрую от бензина бровь. Его рыжеватые волосы прилипли к голове.

– Просто устал, – сказал я.

– Глаза покраснели.

– Верю тебе на слово.

– Филипп Димасси мертв, надо полагать.

– Да.

– Ты оплакивал его.

– Да. Верно.

Я посмотрел на Дэниэль Роусон, и мне понадобилось недюжинное усилие, чтобы почувствовать к ней сострадание.

– Патрик?

Он вновь облокотился о машину, отчего дробовик, привязанный к голове Дэниэль Роусон, потянул ее за собой к нему.

– Да, Джерри?

– Ты в шоке?

– Не знаю... – Я повернул голову, посмотрел вокруг: на призмы льда и черную морось, на белые и синие огни фар полицейских машин, на полицейских и федеральных агентов, вжавшихся в корпуса машин, слившихся с телефонными столбами, притаившихся на крышах домов, окружающих площадку. Все они, до последнего человека, держали оружие наготове.

Пистолеты, ружья, автоматы. Триста шестьдесят градусов чистого насилия.

– Думаю, ты все-таки в шоке. – Джерри кивнул сам себе.

– Может и так, черт возьми, Джерри, – сказал я и почесал голову, волосы насквозь промокли от дождя, – я не спал двое суток, вы убили или ранили почти каждого, кто мне дорог. Объясни, что я должен после этого чувствовать?

– Любопытство, – сказал он.

– Любопытство?

– Да, именно, – повторил он и так дернул дробовик, что шея Дэниэль Роусон резко изогнулась, а голова ударилась о его колено.

Я смотрел на нее, но в ней не было ни страха, ни гнева. Она была покорна. Как и я. Попытался ощутить некую связь между нами на этой почве, но безуспешно.

Я посмотрел на Джерри.

– Любопытство к чему, Джерри? – Я провел рукой по бедру, нащупав курок пистолета. До меня дошло, что он не потребовал положить оружие. Странно.

– Ко мне, – сказал он. – Я убил множество людей, Патрик.

– Браво.

Он вздернул дробовик, и колени Дэниэль Роусон оторвались от льда.

– Тебя это развлекает? – спросил он, и его палец крепко сжался вокруг спускового крючка.

– Нет, Джерри, – сказал я, – мне по фигу.

В эту минуту я заметил, как в темноте над корпусом машины выдвинулась часть забора, и на ее месте образовалось пустое пространство. Затем забор вернулся на место, а пустота исчезла.

– По фигу? – переспросил Джерри. – Вот что я тебе скажу, Пэт: посмотрим, насколько тебе действительно все безразлично. – Он завел руки назад, перенес вперед ребенка, крепко держа его за одежду на спине, и поднял его в воздух. – Весит меньше, чем некоторые камни, которые я когда-то поднимал, – сказал он.

Ребенок был еще под воздействием лекарств. А возможно, мертв, не знаю. Его глазки были крепко зажмурены, как от боли, а маленькую головку покрывали светлые перышки слипшихся волос. На вид малыш казался легче подушки.

Дэниэль Роусон взглянула вверх и уткнулась головой в колени Джерри; ее крик заглушала лента, облепившая рот.

– Собираетесь швырнуть малыша, Джерри?

– Конечно, – ответил он. – А что?

Я пожал плечами.

– Да ничего. Он ведь не мой.

Глаза Дэниэль округлились, а ее зрачки прокляли меня.

– Ты опустошен, Пат.

Я кивнул.

– У меня ничего не осталось, Джерри.

– Достань свой пистолет, Пат.