– Останови машину, – с отчаянием проговорил Фил.
– Нет, Фил.
– Пожалуйста. Меня сейчас вырвет.
– Знаю, – сказал я. – Но ты должен потерпеть, пока мы не покинем зону их видимости.
– Но почему, Боже ты мой?
Я выехал на Саут-стрит.
– Потому что, если Пайн или Бубба увидят, что тебя рвет, то убедятся, что тебе нельзя доверять. Держись.
Я проехал квартал, свернул направо и, прибавив скорость, поехал по Саммер-стрит. Миновав полквартала после Саут Стейшн, я завернул за здание почты, проверил, не начинается ли загрузка почтовых машин, и лишь тогда остановился у мусорных баков.
Фил выскочил из машины еще до остановки, и я включил радио, чтобы не слышать звуки, издаваемые его телом, взбунтовавшимся против того, что ему пришлось увидеть.
Я включил звук на полную мощность, и окна буквально завибрировали под песню группы 'Спондж' – 'Плауд', рвущуюся из динамиков, мощные гитарные рифы впивались мне в мозг.
Два человека были убиты, и я сам чуть не спустил курок. Они не были невинными обывателями. И тем не менее они были человеческими существами.
Фил вернулся в машину, я подал ему салфетку и уменьшил звук. Он вытер салфеткой рот, я выехал обратно на Саммер-стрит и направился в сторону Саути.
– Почему он убил их? Они ведь сказали нам все, что было нужно.
– Они ослушались своего босса. А тебе лучше оставить свои 'почему', Фил.
– Но, ради Бога, он только что застрелил их! Он вытащил пистолет, а они ведь были связаны, и я стоял рядом, глядя на них, и тут – черт – ни звука, ничего, одни только дыры.
– Послушай, Фил.
Я припарковался у обочины дороги на темном участке возле арабской кофейни, и аромат жареного кофе пытался перебить запах мазута и бензина, идущий от доков слева.
Фил закрыл глаза руками.
– О, Господи!
– Фил! Черт возьми, посмотри на меня!
Он опустил руки.
– Что?
– Этого никогда не было. Понял? – Видимо, я орал, поэтому Фил отпрянул от меня в темноту салона, но мне было все равно. – Ты тоже хочешь умереть? Да? Речь сейчас именно об этом, Фил.
– О, Господи. Я? Почему?
– Потому что ты свидетель.
– Знаю, но...
– 'Но' не дает тебе выбора. Все очень просто, Фил. Ты жив, потому что Бубба никогда не убьет того, кто для меня что-то значит. Ты жив, потому что он убедил Пайна, что я буду держать тебя в узде. Что до меня, то я жив, потому что они знают: я буду молчать. И кстати, мы оба вполне можем загреметь в тюрьму за двойное убийство как соучастники. Но до этого никогда не дойдет, потому что, если у Пайна появится причина для беспокойства, он просто-напросто убьет сначала тебя, затем меня, а потом, возможно, и Буббу.
– Но...
– Спрячь свои чертовы 'но' в карман, Фил. Клянусь богом: ты должен убедить себя, что ничего этого просто не было. Тебе приснился кошмарный сон, а Кевин и Джек уехали в отпуск. Потому что если ты не сделаешь этого, то проболтаешься.
– Нет.
– Поверь мне. Ты расскажешь своей жене или подружке, или просто кому-нибудь в баре, и тогда все мы – покойники. И тот, кому ты расскажешь, тоже. Понятно?
– Да.
– За тобой будут следить.
– Что?
Я кивнул.
– Прими это и найди способ примириться. Какое-то время ты будешь под наблюдением.
Ему стало трудно глотать, глаза выкатились, и мне показалось, что его снова вырвет.
Вместо этого он покрутил головой, выглянул в окно и вжался в сиденье.
– Как тебе-то удается? – прошептал он. – День прошел, и ладно?
Я откинулся на сиденье, закрыл глаза, слушая рокот немецкого мотора.