— Через девятку, — сказал он.

Адвокат Брендана оказался хвастливым ирландским старикашкой, навязывавшим свои услуги клиентам еще с незапамятных времен, однако в юриспруденции он терся слишком долго, чтобы не знать, что никакого права задерживать его клиента на основании одного только отсутствия алиби Шон не имеет. Не имеет — и точка.

— Задерживать? — удивился Шон.

— Вы посадили моего клиента в камеру, — сказал адвокат.

— Мы даже не подумали ее запирать, — сказал Шон. — А парню надо было поразмыслить.

Адвокат изобразил на лице разочарование и удалился из их отделения вместе с Бренданом, ни разу не оглянувшись.

Шон углубился в чтение папок, но смысл прочитанного не доходил до него. Он захлопнул папки, откинулся на стуле, закрыл глаза и мысленно представил себе Лорен и ребенка. Так явственно представил, что даже ощутил их запах.

Открыв бумажник, он вытащил оттуда клочок бумаги с номером сотового телефона Лорен, положил его на стол, разгладил рукой. Никогда он не мечтал о детях. Кроме преимуществ при посадке на самолет, они ничего не дают. Они вторгаются в твою жизнь и наполняют ее страхом и усталостью, в то время как все почему-то считают рождение ребенка благословением Божьим и относятся к детям с трепетом, как к священным идолам. Ну, если уж говорить начистоту, то всегда следует помнить, что все эти кретины, обгоняющие тебя на дороге, шатающиеся по улицам, горланящие в барах, включающие магнитофон на полную мощность, все эти грабители, и насильники, и мошенники, которые всучивают тебе негодный товар, — все они те же дети, только повзрослевшие. И никакое дети не чудо. И нет в них ничего, вызывающего благоговение.

А кроме того, он даже не уверен, что это его ребенок. Он не проходил теста на отцовство, потому что в нем заговорила гордость. Какого черта, в самом деле! Доказывать тестом, что отцом являешься ты? Что может быть недостойнее, неприличнее? Ах, простите, отсосите у меня крови в пробирку, потому что моя жена трахалась с другим и забеременела.

К черту. Да, он по ней скучает. Да, он любит ее. И еще — да, он мечтает взять ребенка на руки. Ну и что из того? Лорен ему изменила, бросила его, родила ребенка, будучи неизвестно где и неизвестно с кем, и даже не извинилась. Ни разу не сказала: «Шон, я поступила дурно, прости, что я причинила тебе боль».

Ну а он? Он делал ей больно? Да, конечно. Когда он узнал о ее романе, еще минута — и он ударил бы ее, он даже занес было руку, но опомнился и спрятал кулак в карман. А она поняла все по его лицу. А какие слова он выкрикивал! Господи…

И все-таки его гнев и то, что он оттолкнул ее, — это была реакция. Ведь обидели-то его. Не ее. Правильно? Он подумал еще немного. Правильно.

Он положил телефонный номер обратно в бумажник, опять закрыл глаза и отключился на своем стуле. Разбудили его шаги в коридоре, и, открыв дверь, он увидел, что в отделение входит Уайти. То, что тот пьян, Шон понял по его глазам и только потом уловил запах. Уайти плюхнулся в кресло и, задрав ноги на стол, отпихнул принесенную Конноли за несколько часов до этого коробку с материалами.

— Жутко длинный день, — сказал он.

— Разыскал его?

— Бойла? — Уайти покачал головой. — Нет. Хозяин сказал, что слышал, как часа в три он ушел и больше не вернулся. Сказал, что жена его и ребенок тоже где-то пропадают. Мы позвонили к нему на службу. Он работает со среды до воскресенья, так что они его в глаза не видели. — Уайти рыгнул. — Но он появится.

— А пуля?

— Одну мы нашли у «Последней капли». Но штука в том, что она расплющилась о металлический столб за спиной убитого. И специалисты по баллистике теперь говорят, что, может быть, смогут идентифицировать пулю, а может, и нет. — Он пожал плечами. — А что этот парнишка Харрис?

— С адвокатом.

— И сейчас?

Подойдя к столу Уайти, Шон принялся разбирать коробку.

— Отпечатков нет, — сказал он, — а те, что есть, не совпадают с теми, что в картотеке. Пистолетом в последний раз пользовались восемнадцать лет назад при ограблении. Что за бред, хотел бы я знать! — Он швырнул рапорт баллистической экспертизы обратно в коробку. — Единственного человека без алиби я не подозреваю в убийстве!

— Отправляйся-ка домой, — сказал Уайти. — Правда.

— Да-да. — Шон вынул из коробки магнитофонную кассету.

— Что это? — спросил Уайти.

— Телефонное прослушивание на «Шпионской собаке».

— Я думал, что «Собака» сдохла.

— Ее переписали на «Тапэк» — трудно хранить.

Шон поставил кассету на стоявший на углу его стола магнитофон и включил.

— Служба спасения девять — один — один. Что у вас произошло?

Уайти натянул на палец резинку и стрельнул ею в потолок.

— Ну, это… тут в машине вроде как кровь, и еще дверца открыта и…

— Местонахождение машины?

— На Плешке. Возле Тюремного парка. Мы с приятелями на нее наткнулись.

— Улица какая?

Уайти зевнул в кулак и потянулся за другой резинкой.

Шон встал, выпрямился и стал вспоминать, есть ли у него в холодильнике что-нибудь на обед.

— Сидней-стрит. Тут кровь внутри, а дверца открыта.

— Фамилия, сынок?

— Спрашивает, как ее фамилия. Говорит «сынок».

— Эй, сынок? Я твою фамилию спрашиваю.

— Да мы тут случайно. Счастливо вам.

Тут связь прервалась, оператор перевел звонок на Центральную диспетчерскую, а Шон выключил магнитофон.

— Я был лучшего мнения о воспроизводящих способностях «Тапэка».

— Это «Шпионская собака», я же говорил.

Уайти опять зевнул.

— Шел бы ты домой, мальчик. Хорошо?

Шон кивнул и вытащил кассету. Он сунул кассету обратно в футляр и через голову Уайти кинул в коробку. Вытащил из верхнего ящика свой «глок» в кобуре и прицепил его на пояс.

— Ее, — сказал он.

— Что? — Уайти поднял на него глаза.

— Мальчишка на записи. Он сказал «ее фамилия». «Спрашивает, как ее фамилия». Он говорит про Кейти Маркус.

— Правильно, — сказал Уайти. — Говорит про убитую и называет ее «она».

— Но как это он догадался?

— Кто?

— Мальчишка, который звонил. Как узнал, что кровь в машине принадлежит женщине?

Нога Уайти соскользнула со стола, он покосился на коробку. Сунул в нее руку, вытащил кассету. Легкое движение кисти — и вот уже кассета в руке Шона.

— Проиграй-ка еще раз, — сказал Уайти.