Воинские насады были готовы отправиться в путь ещё на рассвете. Задержались из-за проводов. Князь хотел, чтобы русских воинов провожали в дальнюю дорогу не как-нибудь, а с почётом и славой не меньшей, чем провожают в Германии, Франции и прочих землях тех, кто нашивает на свои одежды красные кресты. И чтобы видели это и посланник византийского императора и все прочие послы, пребывающие при дворе Великого киевского князя.

Византийский посол прибыл в столицу Руси некоторое время назад с заданием особой важности. Привез Великому князю личное письмо священной особы императора, составленное в самых изысканных выражениях. В этом письме было много слов о вере, о долге всех христиан постоять за божье дело. «Нечестивцы мусульмане захватили землю, где страдал Христос, надругались над святым храмом и господним гробом», — писал император. По правде говоря, и Палестинская земля, и Иерусалимский храм, который упоминал император, и господен гроб, который христиане считали своей главной святыней, находились в руках мусульман давно. Только это были не турки-сельджуки, нынешние властители Палестины, а арабы, или, как их называли в Европе, сарацины. И хотя в свое время и византийский император и другие христианские государи европейских стран враждовали и воевали с сарацинами, теперь о них словно позабыли. Новый враг, еще более могущественный, угрожал Византии.

Турки-сельджуки переняли у арабов их религию ислам и тоже были мусульманами. Но это не помешало им прокатиться грозной лавиной по владениям арабов. Они захватили земли одного из арабских халифов, отняли часть территории, в том числе и Палестину с городом Иерусалимом, у другого. Но поражение давнего врага нынче не радовало греков. Новый враг был опасней старого. Как ненасытное чудовище, он заглатывал одну за другой чужие земли — и те, которые в свое время были отвоеваны арабами у Византии, и те, которые еще недавно принадлежали Византийской империи. И теперь турков от столицы некогда всесильной Византии отделяла только узкая полоска пролива — весьма непрочная преграда, если учесть отлично оснащенные, быстроходные суда противника и его воинские силы.

Византийский посол в беседах с киевским князем, не скупясь на краски, описывал тяжелое положение империи и императора.

Слушая посла, князь сочувственно кивал головой. Поражение предыдущего византийского императора в морском бою с одним из турецких эмиров было памятно всем. Величайший, августейший, божественный император, как называли его в Византии, попав в плен, вынужден был пасть на землю перед правителем турок. И мусульманин ногами, обутыми в парчовые, унизанные драгоценными каменьями туфли с загнутыми кверху носами, встал на спину побежденного и, как по ступеньке лестницы, взошел по ней на трон. И унижение императора видели многочисленные придворные султана, и христиане — посланники европейских правителей, и купцы, приглашённые на приём.

Проклятые басурмане сговорились со степными кочевниками. Орды этих варваров топчут землю под самыми окнами императорского дворца. Через пролив глядят алчными глазами турки, — говорил византийский посол. — Недавно наш божественный император, да продлит господь его дни, обратился за помощью против неверных басурман к западным государям и римскому папе. — Посол, вздохнув, помолчал. — И Европа услышала наш призыв, — продолжал он уже более радостно и торжественно. — Сердца христиан зажглись праведным гневом, тысячи воинов в разных европейских странах готовятся ныне выступить в поход на защиту дорогих сердцу каждого святынь. Люди покидают свои дома, бросают свои земные дела, чтобы послужить богу. В знак готовности немедленно отправиться в поход нашивают на одежду красные кресты, Отчего и называют себя носящими крест — крестоносцами.

«Да, плохи дела брата-императора, ежели пришлось ему просить подмоги у латинян, — думал князь. — Папа римский, может, защитит, а может… Давно ли наслал он на Царьград отряды буйных норманов, которые почище неверных грабили и разоряли принадлежавшие империи земли. Издавна ведется спор между папой римским и византийским патриархом о догмах веры, а на самом деле каждый норовит утвердить покрепче свою власть».

В своем письме византийский император просил у Великого киевского князя помощи в борьбе с печенегами.

Великий князь собрал старшую дружину — думных бояр, пересылался гонцами с другими князьями. Вроде бы и своих дел хватает и незачем встревать в чужие свары. Да и Византия… Правда, сейчас с Византией отношения хорошие, дружественные, а бывало… Впрочем, что вспоминать былое. К тому же нехорошо оставлять в беде близких по вере людей, ежели даже латиняне собираются идти на помощь. У них, конечно, свой расчёт. Не по дружбе братской, не по христианскому долгу готовы они идти и в Византию, и тем более в далекую Палестину, отвоевывать у неверных господен гроб. Издавна манит их Восток непомерным богатством, надеждой на лёгкую наживу.

Переговоры о посылке русских войск в Византию велись долго. И в конце концов было решено послать полк в Царьград, помочь грекам в борьбе с кочевниками.

Перед отбытием войска в главном киевском храме, Софийском соборе, служили торжественный молебен о даровании победы христовым воинам над неверными. Сверкая в отсвете свечей серебряной ризой, митрополит говорил о страданиях мучеников-христиан в землях, захваченных мусульманами, о надругательстве нехристей над святым Иерусалимским храмом, над гробом господним.

Утреннее солнце широкими струями лилось в верхние окна. От этих огненных струй вспыхивало и горело золото на всём необъемном, неоглядном подкупольном пространстве, и казалось, что гигантский купол храма плавится изнутри. Огненный дождь стекал по сводам, зажигая по пути все многоцветье мозаики, и на золотом полным накалом светилось, сверкало алое, синее, зелёное… Залитые широким светом верхние балконы — хоры тоже были праздничны и ярки. Там пестрели такие же разноцветные, как и стекляшки стенной мозаики, боярские кафтаны и плащи, сверкали тканные золотом и серебром одеяния женщин.

На южной стороне хоров в разукрашенной парадной зале, выходившей открытыми арками в середину храма, стоял присутствующий на богослужении Великий князь со своей свитой. На противоположной северной стороне в такой же зале — княгиня с дочерьми и приближенными боярынями. Здесь, наверху, на почетных местах слушали службу члены княжеской семьи, придворные бояре, именитые купцы, важные духовные лица, иноземные посланники и прочие гости, приглашенные на этот торжественный молебен по случаю отправки русского полка на помощь Византии.

Рядом с князем стоял воевода Борислав, отправляющийся сегодня с полком в Царьград, и ещё несколько старших дружинников в походной одежде, хотя и без доспехов. Среди них находился и Илья Муромец. Остальные ратники слушали молебен внизу, среди заполнившего храм народа. То ли оттого, что стоявшие внизу плотной толпой были в большинстве одеты в простые темные одежды, то ли потому, что в глубь храма не дотекал бивший в окна золотой свет, там было темно, хотя и горели свечи многочисленных светильников и лампад.

Бархатный голос митрополита звучал взволнованно, будто митрополит только что узнал о беде и теперь торопился сообщить о ней тем, кто пришел сегодня сюда в храм.

Мало кто из прихожан представлял себе, где находится Палестина, кто у кого отвоевал древний Иерусалим, в котором людьми некогда был распят на кресте сын господа бога, где осажденный турками и степными кочевниками Царьград. Греческий акцент, проступавший в речи читавшего проповедь митрополита, не мешал прихожанам, с вниманием и сочувствием слушавшим о беде, постигшей святой