Каждый из них сознавал лежавшую на них ответственность.

К концу первой недели пол первого этажа был полностью готов. Стены уже покрыли штукатуркой и подготовили к покраске. За это время пару раз на объект приезжал Белов. Он одобрительно кивал, выслушивал жалобы и предложения, интересовался, не нужна ли помощь со стройматериалами.

Лукин по секрету поведал Степанцову, что Саша ужасно занят. По словам Федора, эта американка Лиза заварила такую кашу, что Белову не один месяц, придется ее расхлебывать. Сергей пропустил его слова меж „ушей; У него своих забот полон рот: самое главное — все работают. А если работают — значит, есть надежда, что в этой жизни что-нибудь изменится к лучшему. А Белову поводырь не нужен, он сам дорогу найдет, да еще другим покажет…

Лайза не привыкла сидеть без дела. Как и большинство американцев, она была трудоголиком, и все ее представления о жизни покоились на протестантской этике. Едва приехав в Красносибирск, она заявила Белову, что хочет устроиться на работу Саша задумался.

— Лайзик, я даже не знаю, что тебе предложить. Может, пойдешь на комбинат? Юридическим консультантом?

Лайза только фыркнула в ответ.

— Вот еще! Что мне там делать? На комбинате, слава богу, все в порядке.

С этим спорить не приходилось. Производство алюминия вступило в новую фазу. Предприятие работало, как часы. Вагоны с глиноземом длинными вереницами тянулись в Красносибирск. Проблем с энергетиками не было и не предвиделось. Производительность труда неуклонно повышалась, и рентабельность росла. Спрос превышал предложение; комбинат не успевал отгружать алюминий, а склады готовой продукции стояли наполовину пустыми. Из всего этого следовало одно: Белов показал себя незаурядным руководителем, сумевшим наладить работу.

«Ну почему? — спрашивал он себя. — Почему нельзя сделать то же самое, но по всей стране? Неужели это невозможно?»

Ответ напрашивался сам собой. Да, это тяжело. Временами — чертовски тяжело, но все-таки возможно. Честно работать и зарабатывать деньги — это уже не фантастика. Да и толковых руководителей хватало; в самом деле, не один же Белов в России! Но Саша знал, в чем здесь загвоздка. Помимо Беловых в стране полно Зориных и Удодовых; клопов, присосавшихся к власти и бизнесу, кровопийц, жирующих за счет страны и народа.

Система, сложившаяся в России за последние годы, исключала честное, правильное ведение хозяйства в том виде, в каком это принято в Европе или Штатах. Для себя Белов определил эту ситуацию как насильственную криминализацию бизнессообщества.

Такая ситуация была особенно удобна для контролирующих бизнес чиновников. Они заставляли предпринимателей нарушать законна потом хватали их за руку и кричали «держи вора»!

В последнее время Белов все чаще и чаще подумывал о том, чтобы отказаться от своей политической абстиненции и снова пойти во власть: он видел, что страна больна, и ее лечат невежественные лекари, даже знахари, словно специально отсепарированные государственным аппаратом для удушения экономики.

Они даже отдаленно не понимают, как работает бизнес, и судят о нем по ленинским статьям восьмидесятилетней давности. Даже те из политиков, которые обременены хоть какими-то экономическим знаниями, не могут прийти и сказать, как когда-то Бухарин: обогащайтесь! Потому народ от них отвернется, а государство использует всю свою мощь для их уничтожения.

Когда-то Иван Грозный для того, чтобы извести боярскую оппозицию, обвинял своих домашних олигархов в изменушке, а теперь все стало гораздо проще: достаточно сказать, что нынешний олигарх не платит налоги, — «и делай с ним, что хошь»!

Но сидеть и ждать у моря погоды было не в его правилах. Потому что речь шла не только о его судьбе, а о судьбе его страны. Он понимал, что Красносибирский алюминиевый комбинат — далеко не предел его возможностей. Он может больше. А кому много дано, с того многое спросится — еще один Федин афоризм…

Белов почти каждый день встречался со Степанцовым, следил, как идет переоборудование бывшей прачечной в спортшколу. Он по-хорошему завидовал Сергею, с головой ушедшему в эту затею. Для мужчины найти дело по душе, быть может, самое главное в жизни. А Сергей буквально горел на работе.

Лайза тоже не давала Белову скучать, а по части работоспособности она могла дать сто очков вперед любому мужику. Надо отдать ей должное — Лайза развернулась широко, даже намного шире, чем хотелось бы. Поначалу Белов не придал ее новому увлечению особого значения. Уже на третий день по приезде Лайза явилась к нему в кабинет и спросила, сколько женщин работает на его заводе? Белов ожидал, что сейчас она заведет речь о равноправии, о соблюдении Трудового кодекса, о вредных условиях труда… Поэтому он с гордостью ответил:

— В горячих цехах — ни одной! Знаешь, есть у рабочих такое, определение — тяжелый завод, такой, где трудно работать. Так это к нам напрямую относится. На комбинате вообще очень мало женщин — только в столовой и бухгалтерии.

Но, вопреки его ожиданиям, Лайза нахмурилась еще больше.

— Значит, пока мужья работают, они сидят дома?

Белов задумался. Получалось, так. Редко кому из женщин удавалось найти работу в «городе» — то есть, за пределами завода. Да и какая эта была работа? Учителем или библиотекарем. Не зарплата, а слезы.

— Ну, да. Сидят дома.

Лайза недовольно покачала головой.

— Никуда не годится. У женщины, запертой в четырех стенах, неизбежно портится характер. Это — аксиома!

— И что же ты предлагаешь? — спросил Белов. — Хочешь, чтобы я брал их на работу? Пусть стоят у электроплавильной печи? Разливают металл?

— Конечно, нет. Зачем такие крайности? Но не стоит нас недооценивать. В женщине таится огромная сила, и если не ограничить ее какими-то рамками, эта сила может стать разрушительной.

Саша удивленно посмотрел на Лайзу. То, что он всегда предполагал и чувствовал, ей удалось выразить буквально в двух предложениях. Да, женщина может быть деструктивной, да еще многим мужикам даст в этом фору. Однако здесь речь идет о максимальных физических нагрузках.

Повседневная жизнь и работа на заводе это ведь не бокс, и даже не художественная гимнастика, хотя и то и другое — тяжелый труд. Белов встал из-за стола, взял Лайзу за руку и подвел к окну директорского кабинета.

— Знаешь, есть такая шутка: настоящий мужчина никогда не делает замечаний даме, которая неправильно несет шпалу. Но ведь это не дело, когда так случается? Посмотри на это: где тут может работать женщина?

Лайза окинула взглядом индустриальный пейзаж, открывавшийся из окна. Вдалеке громоздились холмы глинозема, нитки рельсов многократно пересекали друг друга на плоскости, сплетаясь в причудливую паутину; из четырех гигантских труб главного цеха валил коричневато-оранжевый дым. По накатанным грунтовкам катили самосвалы; между складами и рампой деловито сновали погрузчики, зажав в стальных клыках алюминиевые чушки.

— Все дело в свободе, Саша, — а не в работе. Люди только и делают, что рассуждают о свободе, тогда как распорядиться ею могут немногие.

— А вот отсюда поподробнее, — заинтересовался ее теорией Белов.

— Большинство людей нуждается в контроле. Посмотри на свой комбинат. Он работает. Рабочие счастливы. У них есть уверенность в завтрашнем дне. Они знают, что в будни надо идти на работу, в субботу и воскресенье — отдыхать. Пройдет две недели, они получат аванс. Еще две недели — зарплату. Они всем довольны — главным образом потому, что думать ни о чем не надо; Только работать. Таких людей, которые могли бы употребить личную свободу с пользой для себя и для дела, единицы. Ты, например. Ты знаешь, что тебе надо. С тобой я чувствую себя защищенной, — Лайза прижалась к нему и поцеловала в шею.

— Но ведь не у каждой женщины есть Александр Белов. И что им, бедным, остается делать? Только одно — освободиться от всякой зависимости и стать собой!