Лайза обворожительно улыбнулась. Белов потянулся было к ней, но она удержала его выставленной ладонью.

— Если ты испортишь мой макияж, то нам придется Задержаться еще минут на пятнадцать.

Сажа нагнулся и поцеловал ее обнаженный локоть,

— Не могу удержаться и не. повторить. Ты великолепно выглядишь. Божественно!

Лайза промолчала. Именно это и отличает истинную леди от простушки из Бронкса — умение с достоинством выслушивать комплименты,

Лайза взяла маленькую сумочку и повесила её на руку.

— Теперь я готова. Пойдем.

Они вышли из номера и направились к лифтам.

Сергей Степанцов поел один раз после взвешивания. Пища была не слишком обильной, зато давала необходимый запас энергии. В раздевалке он немного попрыгал и сделал комплекс упражнений, помогающих растянуть и согреть мышцы. Сергей несколько десятков раз отжался на кулаках, и запястья приобрели необходимую твердость. За всю профессиональную карьеру у него не было ни одного перелома, что, в общем-то, большая редкость для бокса. Бойцы часто ломают фаланги пальцев, пястные кости или запястья, — рука не выдерживает силу собственного удара.

Затем он накрылся халатом, чтобы не дать мышцам остыть, и стал прогуливаться по раздевалке. Большие круглые часы на стене показывали четверть седьмого.

— Анатольич! Пора бинтоваться? — спросил Сер-гей.

Савин болезненно сморщился и положил ладонь на поясницу.

— Да, сейчас. Подожди минутку.

Сколько себя помнил Степанцов, тренер всегда бинтовал ему руки сам. Раздался стук в дверь. Вошел высокий мужчина в голубом форменном костюме — судья, обязанный проследить, чтобы руки были забинтованы по всем правилам.

Сейчас, сейчас… — сказал Савин и, прихрамывая, быстро пошел в туалет.

Судья удивленно посмотрел на него и пожал плечами.

— Один момент, — сказал ему Назимов и виновато улыбнулся.

Судья скрестил руки на груди, привалился к стене, выложенной голубым кафелем. Он никак не выразил своего недовольства. Ждать пришлось немного дольше, чем рассчитывал Сергей: тренера не было минут пять. Он уже начал волноваться, и Назимов, почувствовав его тревогу, направился к туалету, но в этот момент из дверей показался Савин.

— Сори, — бросил он на ходу.

Достал из спортивной сумки эластичные бинты и дал судье убедиться, что с ними все в порядке. Тот кивнул и стал смотреть, как длинная белая полоса совершает тур за туром, охватывая пальцы и запястье. Когда с этим было покончено, судья еще раз ощупал руки Сергея и показал, что можно для прочности закрепить повязку лейкопластырем. Савин наложил несколько полосок, пропустив их между пальцами. После этого судья взял черный маркер и поставил подпись на каждой руке Сергея. Часы показывали половину седьмого.

Альберт подошел к Степанцову и показал на топчан.

— Ложись! — сказал он.

Сергей послушно лег на живот, и Назимов стал разминать его. Сильные руки уверенно массировали каждую мышечную порцию; кровеносные сосуды раскрывались, и мышца наполнялась кровью, готовясь к тяжелой изматывающей работе. Сергей по привычке закрыл глаза, пытаясь расслабиться и ни о чем не думать; затем приоткрыл и украдкой взглянул на тренера

Подбородок Савина дрожал, словно тренер чем-то давился. Савин хотел было скрестить руки на груди, но тут же убрал их и снова положил на поясницу. Затем он тяжело привалился к стене и так стоял, не отводя глаз от двери. Все шло не так, как надо, и Сергей это чувствовал. В конце концов он решил, что вряд ли может что-нибудь исправить. Самое лучшее — закрыть глаза, отключиться, освободив мозг от мрачных мыслей, а сердце — от Лишних переживаний.

Назимов работал, стараясь изо всех сил, но его так и подмывало подойти к Савину и потребовать, чтобы он выложил все как есть. Его останавливали только два обстоятельства. Первое — немедленный разговор внес бы в последние минуты перед боем ненужную нервозность, а это ни к чему. Главная роль в предстоящем спектакле отводилась Сергею; он был тем самым ведущим инструментом, который необходимо правильно настроить. А правильный настрой боксера перед поединком — во многом заслуга его команды. И второе — Назимов знал, был уверен на сто процентов, что Савин все равно ничего не скажет. В лучшем случае — промолчит.

Тем не менее, увиденное сильно пугало Альберта, давило на психику и лишало спокойствия. Но он заставил себя полностью сосредоточиться на массаже и забыть обо всем остальном. В том числе о том, что он увидел в туалете. О розовой воде в унитазе и сгустках крови, прилипших к стенкам. Он, как врач, прекрасно понимал, что это означает, где провел Савин эти двое суток, и что ему пришлось пережить. Но сейчас его беспокоило другое: какие это может иметь последствия и как это отразится на бое?

В половину седьмого тонкие тросы, привязанные к четырем углам и серединам- сторон флага, покрывавшего ринг, медленно подняли его к потолку. Публика отреагировала громким свистом и редкими хлопками. Заиграла энергичная музыка. Разноцветные лучи прожекторов и лазеров забегали по стенам.

Служители в униформе в последний раз тщательно протерли настил ринга и проверили натяжение канатов. Из двери служебного помещения показался судья. В одной руке он нес гонг, в другой — молоточек.

Боковые арбитры заняли свои места и разложили на столах карточки. В последние годы учет нанесенных и пропущенных ударов велся с помощью компьютера, но арбитры по старинке дублировали их вручную. Музыка стала громче и напряженнее. В ней добавилось басовых нот. Лучи прожекторов тоже стали более насыщенными. Яркие бледные цвета исчезли вовсе. Организаторы действа умело манипулировали зрителями, подогревая темные инстинкты толпы. Наверное, так же чувствовали и вели себя римляне, ожидая выхода Гладиаторов на арену.

Затем музыка на мгновение умолкла. Стало совсем тихо. Потом «Dire Straits», лучшая концертная группа ушедшего столетия, грянули свою знаменитую «Sultans of Swing». Четкий ритм бас-гитары, выверенная барабанная дробь и неповторимое гитарное соло Марка Нопфлера, — все это заряжало зал сумасшедшей энергией. Огни замелькали в бешеном ритме. Публика свистела и кричала. И только накачанные секьюрити стояли неподвижно в проходах и вокруг ринга, словно последние островки спокойствия в море неконтролируемых страстей.

Без четверти семь на ринг вышли организаторы и распорядители. Сверху на тонком шнуре спустился поблескивавший металлом микрофон. Ведущий приветствовал публику и стал представлять участников предстоящего боя. Первым объявили Степанцова.

Ведущий перечислял, титулы Степанцова и количество одержанных побед. Согласно жребию, ему достался синий угол. Сергей услышал это по громкой связи, проведенной в раздевалку. Два чернокожих охранника, оба сильно смахивавшие на горилл, открыли дверь и замерли в ожидании на пороге.

Им предстояло провести боксера и его команду сквозь толпу а это не всегда бывает простым делом. Болельщики, заведенные громкой музыкой и горячительными напитками, зачастую выкрикивают в адрес бойца весьма нелестные замечания, стремясь сбить его с боевого настроя и таким образом помочь своему любимчику

Сергей был уже готов. Он надел красные двенадцатиунциевые перчатки; тренер залепил их у запястий скотчем. Назимов принес халат, помог продеть руки в рукава и завязал пояс. Савин, вопреки обыкновению, молчал. И в этом молчании таилось что-то зловещее. Он будто обдумывал какую-то мысль, и было видно, что эта мысль тяжела для него, но он предпочитал ни с кем не делиться своими соображениями.

И Назимов — тоже молчал. Они в последний раз обнялись все трое, в раздевалке. Затем доктор подхватил «боевой» чемоданчик. В термосе лежали лед и бутылки с водой. В соседнем отделении — флакон коллодия, чтобы заклеивать рассечения, и банка с вазелином, помогающим этих рассечений избежать. Перекись водорода — останавливать кровь, и ватные тампоны, накрученные на длинные палочки — для той же цели.

Тренер взял большое белое полотенце и повесил на плечо. В перерывах между раундами он будет