Вооруженные казаки-фронтовики стояли в стороне, не принимая участия в словесной перепалке.

На церковной паперти бушевала здоровенная высокая женщина с грубоватыми чертами лица.

Поднимая над головой кулаки, она с громкой бранью наступала на иногороднего, самовольно взявшего участок земли.

— Ишь, чего захотели, хохлы проклятые! — кричала она, размахивая руками и бешено сверкая круглыми от ярости глазами. — Равноправия им дай! У меня пять сыновей еще там, а вы все дома! Какое такое может быть равноправие?!

— Та не бреши, тетка! Я сам тыждень тому як виттиля, — сказал добродушно иногородний — украинец.

— А мы знаем, откель ты пришел? — не отставала казачка. — Ты, видать, из тех, чтобы все было общее? Чтоб всех под одну одеялу ложить? Нема мужа, нема жены? Всех до кучи?.. Не-ет! Не будет такого. Нако-ся, выкуси! — Она порывисто присела на корточки и принялась исступленно колотить кулаками по своим круглым коленям.

— Об чем спор? — спросил пробившийся вперед бородатый дед.

— Мужики землю требуют, — отвечал стоявший тут же рыжий лавочник.

— Чего? Земли? Хохлов принять в общество?! — возмутился дед. — Оборони господь! Не дадим! Не допустим!

— Не допустим! — подхватила высокая казачка. — Бабы! — она повернулась к толпе. — Кричите все: «Не допустим!» Чего вы стоите как овечки?! А ну, кричите все разом!

— Не допустим!

— Не дадим земли!

— Не согласны! — откликнулся нестройный хор голосов.

— Казаки!.. — Женщина шагнула к передним рядам, но тут же осеклась, увидев поднявшегося на паперть незнакомого человека с вещевым мешком за плечами, который, с достоинством расправляя пушистые усы, насмешливо смотрел на нее зеленоватыми глазами.

— Станичники! — крикнул незнакомый человек. — Старики, чего вы тут зря шумите? Может, совсем не об этом надо разговаривать? Ссориться за что?

— Как это «за что»? — отвечал из толпы бородатый дед. — Хохлы земли захотели. А у нас самих как ни передел, так паи урезывают… Постой, а ты чей же такой?

— Станичники, — продолжал приезжий, — ни к чему все ваши споры! Наша трудовая власть еще когда издала закон о земле. В нем все ясно указано. — Он пошарил за обшлагом и достал свернутую газету. — Вот этот декрет Советской власти!

— Не выбирали мы энтой власти! — крикнул злой женский голос из задних рядов.

— Казаки, чего вы его слушаете? Ишь, рты поразевали! — подхватила высокая казачка, вновь поднимая над головой кулаки. — Мы уже таких слыхали!

— Замолчи, тетка! — крикнул молодой казак-фронтовик. — Знаем, с чьих слов ты поешь! — Он взбежал на паперть и протянул вперед длинную руку. — Человек дело говорит. Давайте послушаем, — обратился он к народу. — Человек видел, слышал и нам, может, подскажет. А то мы тут как впотьмах ходим. Друг на дружку лютуем… Продолжай, друг, не сомневайся, — сказал он дружелюбно приезжему. — А коли что, так вон наши ребята стоят. Не бойся!

— А я и не боюсь, — произнес тот, усмехнувшись. — Чего мне бояться? Я правду говорю.

— Ну и давай говори, не стесняйся. Беда с нашим народом! — Казак качнул головой. — Совсем темные люди…

— Так вот, станичники, слушай сюда! — резко повысил голос приезжий. — Вы говорите, что при переделах земли паи ваши урезывают. Правильно. А как же иначе? Народ-то ведь прибавляется. Я не был тут всю войну. И на турецком фронте воевал, и на германском. И вижу, сколько за это время выросло молодого населения. И каждому надо выделить пай. А если бабочки еще постараются, — он опять усмехнулся, — то земли и вовсе не хватит. Правильно я говорю?

По толпе прошел легкий смешок. Мужик в рваной шапке зашептал своему соседу:

— Апанас, дывись, кавалер. Це добрый вояка. Повна грудь крестов!.. Здается, я его знаю. Да вот нияк не придугадаю, де я его бачил?… Чекай, чекай… А-а! Да це никак Буденный с Платовской? — проговорил он не совсем уверенным голосом. — Эге!.. Дывись, який стал! — И, рванувшись вперед, мужик гаркнул неистовым голосом: — Та це ж, хлопцы, Семен Буденный с фронта!!!.

Буденный был родом из станицы Платовской, находившейся отсюда в двадцати пяти верстах вверх по Манычу. Многие знали понаслышке, как он, еще до войны, умело поддерживал иногородних в их спорах с богатыми казаками.

— А вон поглядите, сколько земли зря гуляет, — говорил Буденный, показывая в сторону степи. — У одного коннозаводчика Сарсинова пять тысяч десятин. Так? Да и у Королькова не меньше. И у других. Там всем хватит. И вам и нам. Правильно я говорю?

Вблизи грянул выстрел. Пуля прозвенела над площадью. Народ бросился в стороны. Буденный не спеша сошел по ступенькам.

— Идем, друг, мы тебя укроем, — сказал молодой казак-фронтовик, подбегая к нему.

— Зачем? — Буденный спокойно посмотрел на него. — Сколько вас тут, ребята, фронтовиков?

— Человек с десяток найдется. Буденный вынул из кармана наган.

— Давай все за мной!

Казаки сноровисто сняли винтовки.

Выбежав из-за церковной ограды, Буденный увидел, как пять-шесть всадников гнали галопом в степь мимо древнего сторожевого кургана. Один из них, поотстав, на скаку закидывал винтовку за спину. Другой, обернувшись, грозил кулаком.

— А, да это наши голубчики! — сказал молодой казак. — Вон, на рыжем коне, сынок атаманов Мартын. А энтот, бугай, Еремка Ковалев. Гляди, как ухлестывает!.. А последним — Мишка, мельника Корнея Голубы племянник. Ишь, смельчаки! Погрозились, а сами наутек…

Переговариваясь негромкими голосами, к Буденному подходили станичники.

— А где же ваш председатель ревкома? — спросил он, оглядываясь.

— Нету председателя. В Ростов уехал, — отвечал за всех молодой казак.

— Уехал? Зачем же вы без него сход собирали?

— А мы не собирали. Мужики вот собрали, — казак кивнул на подошедшего иногороднего.

Тот смущенно пожал узкими плечами.

— А що же зробишь, чоловиче добрый? — заговорил он, виновато поглядывая на Буденного. — Я тилько облюбовав мисто пид огород, а тут виткиля ни взявся Марко Кирпатый и шумит на мене: «Ты що тут робишь, хох-лацька морда?» — и до мене с байдыком. Я на попятний, Дивлюсь, Баклан до мене на пидмогу, — он показал на мужика в рваной шапке. — Мы до його, до Марки. А тут ще казаки. Баклан бачит, що справа дойде до душегубства, и смытно до колокильни, тай бухнув в набат. Ось як воно й сталось…

Через толпу протискался здоровенный широколицый человек в артиллерийской фуражке.

— Здорово, Семен Михайлович! — приветствовал он Буденного.

— Яким?! Ты?! — радостно сказал Буденный, с чувством пожимая его руку. — Ты как сюда попал?

— По делу. У меня и кони тут. Зараз тебя в Платовскую предоставлю.

— А как там мои?

— Ничего. Здравствуют. Батя твой Михаил Иванович было заболел. Думали, тиф. Отлежался… А так все ничего. Живут помаленьку, — охотливо говорил Яким Сердечный, доставая кисет с табаком и заскорузлыми пальцами, поросшими рыжеватыми волосами, ловко скручивая папироску.

— А Городовиков вернулся? — вспомнил Буденный товарища, с которым крепко сдружился еще в довоенные годы.

— Нет еще. Городовиков, слыхать, в Сулине, в Красной гвардии.

— А кто у вас председателем?

— Нет у нас председателя, Семен Михайлович. Атаман Аливанов сидит.

И Яким рассказал, что с приходом на Дон генерала Корнилова зажиточные казаки организовались и дают отпор иногородним, требующим раздела земли. Был случай нападения на представителя окружного