Литвиненко взмахнул плетью и широким галопом поднялся на вершину кургана. Спешившись с беспокойно крутившейся лошади, он стал внимательно оглядывать местность. Но нигде не было заметно движения. Уже собираясь спускаться, он посмотрел в сторону Юстин-Городка, и ему показалось, что там, на холме, стоял всадник. Он снова поднял бинокль, но на этот раз на холме, кроме одинокой: ветлы, никого не было. Решив, что ему померещилось, Литвиненко вернулся к начдиву и доложил, что ни своих, ни противника не обнаружено. Тогда Пархоменко, посоветовавшись с Беляковым, решил проехать на противоположную окраину Бузовки и там дождаться подхода первой бригады.

Часам к девяти мороз спал. Началась оттепель. Солнце, до этого ярко светившее в безоблачном небе, заволоклось сизой дымкой. Над полями поднимался туман.

Харламов, старший головного дозора, вел бойцов рысью. С ним были Миша Казачок, Назаров и молодой Казак Аниська, недавно вернувшийся в полк после ранения. Миновав рощицу, они въехали в хутор. У крайней хаты стоял дед с костылем.

— Здорово, диду! — приветливо сказал Харламов, подъезжая к старику. — У вас на хуторе бандиты есть?

— Та ни! — дед отрицательно качнул головой. — А вчора був Махно сам… О це батько! О це Махно! Усих коней побрав.

— Куда они пошли?

— Та на Бузовку.

— На Бузовку? А ты верно говоришь?

— А чого мене врать! Я старый чоловик!

— Гм… А как нам проехать до Бузовки? — Вот так и идтэ. — Дед показал рукой на хуторок. — А от поворота идтэ вправо, леском…

— Харламов, наши подходят, — сказал Назаров, который во время разговора смотрел назад.

Харламов оглянулся, увидел подходивший рысью разъезд и, послав Аниську со словесным донесением, погнал лошадь вскачь по дороге.

В лесу стояла глубокая тишина. Только слышался легкий стук конских копыт… Бойцы ехали молча, зорко озираясь вокруг.

— Гляди, конный скачет, — показал Назаров. Нещадно нахлестывая плетью, всадник стремительно приближался. Он был в сотне шагов от дозорных, когда его лошадь с полного хода рухнула на бок.

Спотыкаясь в глубоком снегу, приволачивая ушибленную ногу и крича что-то, Литвиненко хромал навстречу бойцам.

— Товарищи! — кричал он неистовым голосом. — Начдива рубят! Махно!

Когда Пархоменко проезжал Бузовку, улицы по-прежнему были пустынны. И в этом напряженном безмолвии как-то Особенно отчетливо слышалось поскрипывание тачанок. Все ехали молча.

Беляков повернулся к Пархоменко и тихо сказал: — Не верю я, Александр Яковлевич, ни в какие предчувствия, но глушь эта прямо в тоску вгоняет. Ну хотя бы один живой человек!..

Тачанки выехали на окраину села. Отсюда дорога свертывала влево. Впереди в туманной дымке виднелись мутные очертания Юстин-Городка.

Пархоменко тронул ездового за плечо, чтобы тот остановился. Богенгард, Мурзин и Сергееев соскочили с Тачанки и подошли к начдиву.

— Дальше не поедем, товарищ Пархоменко? — спросил Богенгард.

— А куда дальше? Вон он, Юстин-Городок, — кивнул начдив. — Подождем тут бригаду.

— Уже приехали? — удивился Богенгард. — Вот штука! А наших все нет. Куда это они запропали?

— А вон они едут! — бодро сказал Мурзпн, показывая на окраину Бузовки, откуда действительно показались всадники. Увидев остановившиеся тачанки, они поскакали галопом. Их было около взвода.

— Постойте, что за часть? — недоумевал Пархоменко. — Это не нашей дивизии. Может, одиннадцатой? Да нет, она должна идти другой дорогой… Эй, стойте! Стой! — крикнул он властно, выступая вперед.

Неизвестные всадники придержали горячившихся лошадей в нескольких шагах от начдива. Их бритый командир в сдвинутой на затылок кубанке тяжелым взглядом пристально смотрел на начдива.

— Кто вы такие? — спросил Пархоменко.

— Шестая дивизия! — отвечал командир.

Теперь Пархоменко понял, что это были за люди. Шестой дивизии поблизости не было, да и не могло быть. Своим ответом махновец сразу выдал себя.

— Шестая дивизия? — повторил Пархоменко, стараясь затянуть разговор. — А кто у вас командует первой бригадой?

— Я! — бандит рванул шашку из ножен.

— Бей их, товарищи! — крикнул начдив, выхватывая маузер и в упор стреляя в бандита, который, даже не ахнув, свалился под ноги лошади.

Остальные шарахнулись в сторону. Но от Еузовки, стреляя в воздух и крича что-то, уже бежали целые толпы махновцев.

— Литвиненко, Потапов, пробивайтесь к нашим!.. Остальные ко мне! — властным, громким голосом распоряжался начдив. — Спокойно… Не суетись… Вставай спина к спине… Береги патроны… Бей наверняка… Держи, держи! — крикнул он ездовому, который, волочась на вожжах, тщетно, старался сдержать испуганных криками и стрельбой лошадей.

Вслед за первой тачанкой, сбив с ног Мурзина, разъезжаясь колесами по сторонам дороги, понеслась вскачь другая тачанка. Придерживая ушибленный бок, Мурзин быстро вскочил, но подбежавший бандит широким движением вонзил ему в спину плоский австрийский штык. Богенгард бросился на помощь товарищу. Рубя шашкой, он свалил двух махновцев, схватил Мурзина на руки и, не чувствуя, что тот уже мертв, бегом понес его к повороту дороги. Там, встав спиной к спине, бились наг смерть с бандитами Пархоменко и Беляков. Богенгард не успел добежать: Щусь рубанул его сбоку, и Богенгард со стоном повалился на мертвое тело товарища.

Махновцы подбегали, сбиваясь шумной толпой. Беляков пустил себе в рот последний заряд — шашки у него не было. Пархоменко все отбивался. Высокая фигура его, без папахи, с залитым кровью лицом, возвышалась на целую голову среди нападавших. Правая рука, перебитая пулей, висела как плеть, а он, перехватив клинок в здоровую руку, прекрасный в своей исполинской силе, все еще стоял и отбивался. Кровь из раны слепила глаза, и он, как в тумане, видел искаженные злобой, потные лица махновцев, которые, тяжело дыша и надсаживаясь в крике, все ближе подступали к нему.

— Стой! Посторонись! — взревел над толпой чей-то голос. — Дай дорогу! Батько идет!

Махно подходил, держа пистолет согнутой в локте рукой.

— Начдив? — вскрикнул он с радостной злобой.

— Да, начдив… А ты бандит! — громко ответил Пархоменко.

Махно не успел выстрелить — клинок обрушился ему на плечо. Он вскрикнул и упал на колени.

— Батьку убили! — провыл чей-то истерический вопль.

— Бей, братишки! — прокричал Левка Задов. — Стреляй его!

Пархоменко качнулся, силы оставили его, ступил шага два и грудью упал на кучу порубленных тел… Вмиг множество рук потянулось к нему. Махновцы сбились кучей вокруг еще живого начдива.

На дороге послышался быстрый конский топот. Там скакал всадник в матросской бескозырке с черными лентами.

— Полундра! Полундра! — кричал он. — Буденновцы!

— Где? — быстро спросил Щусь, когда всадник подъехал к нему, с такой силой осадив лошадь, что она присела на задние ноги.

— Версты три! — отвечал всадник, поправляясь в седле. — Галопом чешут!

— Придется бой принимать, — сказал, подходя к ним, Каретников, помощник Махно, щуплый человек с костлявым лицом.

— А что с батькой делать? Как бы не помер! Может, в хату снесем? — спрашивал Щусь, глядя на лежавшего Махно.

— Завернем в бурку, привьючим на коня и отправим на хутор Зарудный. Там его нипочем пе найдут.