— А ну, орлы, шевелись!

Пристяжные, прижав уши, чуть присели на задние ноги, легли в шорки и дружно потянули постромки. Постукивая колесами, тачанки одна за другой потянулись вслед эскадрону… Еще долго, все затихая, слышались конский топот и дребезжанье колес. Потом и последние звуки потонули в утренних сумерках.

Вихров вел разъезд рысью. Вправо от дороги глухой, темной стеной стоял вековой лес. Между частыми стволами деревьев мелькали крошечные фигурки дозорных.

Обогнув глубокую балку, разъезд вышел к вершине горы. Вихров остановил лошадь и стал смотреть влево, где за узкой полоской реки, бежавшей по зеленому лугу, виднелись маленькие, как спичечные коробки, домики с красными крышами.

— Товарищ командир, глядите, дозорный знак подает, — доказал Митька Лопатин.

При виде махавшего шашкой дозорного Вихров решил остановить разъезд, оставив за себя Сачкова, а самому проехать вперед. Он спустился по косогору, переправился через глубокий ручей и подъехал к дозорным. Харламов, старший дозора, стоял на пригорке и, раздвинув кусты, смотрел на тот берег реки. Три бойца лежали в высокой траве и, переговариваясь шепотом, посматривала вперед. Леонов наблюдал правую сторону, где находилось открытое поле. Лошадей держал Миша Казачок.

— Противник, — сказал Харламов, оглядываясь через плечо.

Вихров слез с лошади, передал ее ординарцу и подошел к Харламову. На противоположном берегу, правее моете, он увидел двух уланов. Придерживая беспокойно переступавших лошадей, они стояли на месте и, видимо, совещались о чем-то.

— Только двое? — спросил Вихров.

— Да. Минут пять как стоят, — сказал Харламов. Один из уланов, сидевший на большой серой лошади, переложил пику на бедро и тронул лошадь рысью к реке. Высоко вскидывая ноги и пригнув голову к могучей груди, лошадь побежала по блестевшей под солнцем росистой траве.

— Змей, а не конь! Такой один пушку потянет, — с восторгом произнес лежавший в кустах боец в шахтерской блузе.

Не доезжая моста, улан остановился, из-под руки оглядел противоположный берег и возвратился к товарищу. Оба опять постояли на месте, потом повернули лошадей и грузно поскакали назад, к перелеску. — А пики-то везут все равно как дрючки, — сказал Харламов насмешливо. — Эх, мне бы пику! Показал бы я им, как пикой владеть!

— Чего же ты свою в обозе покинул? — покосившись на него, спросил боец в шахтерской блузе.

— Одному, что ль, возить? — огрызнулся казак. — Твоя-то где?

— Нам, шахтерам, она не с руки. Раз попробовал на коня садиться, а она мне промеж ног воткнулась. Ну ее! Сдал в обоз.

Вихров, все время смотревший в бинокль, жестом прекратил разговоры: из перелеска на болотистый луг, растянувшись гуськом, рысью выезжали уланы.

Вихров пересчитал всадников, их было восемь, написал донесение и отправил связного к Ладыгину. Потом он разделил дозор на две части, укрыв бойцов в засаде.

Уланы ехали рядами по двое. Шагах в двух от переднего ряда на заметно прихрамывающей лошади ехал пожилой рыжий поручик. Сердито хмурясь, он громко выговаривал полному капралу с толстым животом.

Вихрова поразила немецкая речь офицера.

— Ферфлюхтер швейн! Старий каналий! — гневно говорил поручик, багровея. — Зачем зидлайть на мене серым лошадким, а? Надо било зидлай на мой вороному лошадя! Он кароший! Шипко отшень луччи… У, старий каналий! Мой будет тебя непременно шерта посылайт…

Вихров толкнул локтем Мишу Казачка и, ломая кусты, широким прыжком махнул на дорогу.

— Бей!..

Он обрушил клинок на голову поручика. Тот ткнулся вперед, на секунду повис на поводьях и боком сполз на дорогу. Уланы кинулись к мосту. Но навстречу им ударил Харламов с бойцами.

— Отдай пику, пан! — страшным голосом гаркнул Харламов, подскочив к капралу.

Харламов перехватил клинок в зубы и, на скаку поймав пику, рванул ее на себя. С треском лопнул бушмат [31]. Капрал поднял руки.

Вдоль лесистых холмов, то едва слышно, то, когда поддувал ветер, накатываясь волной, потрескивали ружейные выстрелы. Там эскадрон Ладыгина вел бой с охранением укрепившегося противника.

Поткин стоял на опушке и, подняв локти, смотрел в бинокль. Вдали за рекой, в дрожащем солнечно- дымчатом мареве, раскрывалась заросшая лесом холмистая панорама деревни; и казалось, и холмы, и леса, и деревянная колокольня с почерневшим от старости куполом шевелились и двигались, стремясь подняться в ослепительно синее небо.

Поткин опустил бинокль и посмотрел влево, где в нескольких шагах от него сидели в тени Ушаков и квартирмейстер Гобаренко, недавно спасенный из плена.

— Ну как? — спросил Ушаков, перехватывая взгляд командира полка.

— Сильно укрепились, — сказал Поткин. — Здесь их так не возьмешь.

Ушаков поднялся, подошел к командиру. полка и, расставив ноги, тоже стал смотреть в бинокль.

— Что-то я не разберу, где у них окопы, — сказал он, пристально вглядываясь.

— У самой речки мельницу видишь? — спросил Поткин.

— Ну?

— Чуть повыше отдельное дерево видишь?

— Ну, ну?

— Вон там у них проволока и первая линия окопов… А теперь повыше и правее озера видишь, вроде чернеется? ' — Вижу.

— То вторая линия.

— Та-ак… — протянул Ушаков. — Правильно Семен Михайлович говорил, что это не деникинский фронт. Без артиллерии их отсюда не выбить.

— Вот и я говорю.

Они помолчали.

— Товарищ комполка, начдив едет! — сказал Гобаненко, повертывая к Поткину свое крупное, в глубоких морщинах лицо.

Поткин оглянулся. Сворачивая между частыми стволами деревьев, из глубины леса ехал Морозов в сопровождении штабных ординарцев.

— Где комбриг? — спросил он, подъехав и поздоровавшись с командирами.

— Я за него, товарищ начдив, — сказал Поткин. — у комбрига опять рана открылась.

На длинном рябоватом лице Морозова появилось выражение неудовольствия.

— Опять из строя выбыл, — сказал он с досадой. — Я ж ему говорил, чудаку, что надо в госпиталь ложиться. Ну ладно, бригаду ты поведешь. Говори, что тут выглядел? — Морозов посмотрел в бинокль.

Поткин в двух словах доложил обстановку.

— Ну, это-то я сам знаю. Я на сосне сидел и все как есть видел. За деревней у них артиллерия, — сказал Морозов.

Он опустил бинокль и вынул из сумки карту.

Уточнив по карте обстановку, Морозов кратко изложил свое решение. С наступлением темноты вторая бригада с бронемашинами должна была наступать в пешем строю на южную окраину опорного пункта; первая под командой Поткина атаковывала деревню с севера в конном строю; третья поддерживала и развивала успех второй бригады. Основная задача сводилась к тому, чтобы, прорвав оборонительную полосу противника, выйти ему в тыл.

— Значит, так, — говорил Морозов. — Ты пока стон на месте, только броды сыщи, а как вторая бригада ворвется в окопы, я тебе сигнал дам ракетой… Смотрите, товарищи, действуйте по-буденновеки. Я сейчас получил сообщение, что шестая дивизия под Гайвороном вдребезги разнесла уланскую дивизию генерала Корницкого.

— Корницкого? — спросил Ушаков.

— Да. Семен Михайлович как-то говорил, что он служил у Корницкого унтер-офицером, когда тот