Сазан молчал.

— Не ожидал от такого подонка, как Шакуров, — продолжал Давидюк, — надо же, как плохо разбираешься в людях.

В этот момент истекли положенные пятнадцать минут с той секунды, как Мишка Крот включил смонтированный внутри рыжего чемодана часовой механизм. Модифицированный взрыватель сработал, и чемоданы взорвались.

Взрыв начисто снес караульный домик, обдав соседние дачи целым ливнем осколков. Из-за позднего времени на участке не было ни одного охранника, не считая парня по имени Ларион Тимофеев, который вышел из дома поискать забытую утром куртку. Двое охранников, без оружия, трепались на кухне главного дома с симпатичной поварихой, и еще один сидел в холле и смотрел телевизор. Трое охранников стояли в подземном переходе вместе с Давидюком, двое, ни о чем не подозревая, торчали с собакой на веранде караулки, а остальные сидели над гаражом вместе с девчонками из поселка. Все тринадцать человек в караульном доме — десять охранников и поселковые — погибли мгновенно. Взрыв также повалил ворота и близлежащие секции забора.

Подземный переход был слишком близко к поверхности и слишком близко к домику, чтобы с ним ничего не случилось.

Стальную сейфовую дверь из подвала перекрутило, как лист туалетной бумаги, и вышибло в переход. Давидюка и его охранников, не ожидавших взрыва, сшибло с ног.

Сазан нырнул на пол и подхватил свой пистолет. Первый выстрел достался охраннику, который упал на Сазана и все еще держал его за рукав. Сазан перевернулся на локте и стал стрелять туда, где, за ворохом цементой пыли, должны были лежать охранники и Давидюк. Мишка Крот стал стрелять вместе с ним, но тут же вскрикнул и затих. Сазану не надо было оборачиваться, чтобы понять, что отныне Крот будет вести себя тихо, как это принято среди мертвецов.

Через мгновение последовал новый взрыв — это взорвалась стоявшая рядом с караульным домиком бочка с бензином, а затем что-то засвистало, как Соловей-разбойник, и шарахнуло над Сазаном о перекрытие перехода. Закричало раздираемая сталь, куски бетона стали обваливаться вниз, обнажая железные прутья. Сазан откатился назад, и туда, где он только что лежал, посыпалось бетонное крошево и земля. Сазан закашлялся. Сверху, с лестницы, деловито заговорил автомат. Автомат стрелял на звук кашля, и Сазан стал стрелять на звук автомата. Пули автомата входили в кучу разоренного бетона, за которой лежал Сазан. Они поднимали великое множество пыли, но не причиняли Сазану особого вреда. Сазан распластался по полу, как пирог по противню, потщательней прицелился и выстрелил, раз и другой. Автомат замолк. Сазан высунулся из-за кучи и выстрелил еще раз.

Наверху залихватски ухнул гранатомет. Сазан встал, кося глазом на потолок. Один из бетонных блоков взорвавшегося здания врезался в покрытие коридора и проделал в стальном листе треугольную дыру. В дыру потихоньку ссыпалась земля с однолетними веточками японской айвы. Ах, какой сад мечтал вырастить в этих местах Анатолий Борисович Севченко!

Сазан побежал вверх по лестнице. Посередине лестницы, глазами кверху, лежал Давидюк, и пальцы его еще царапали автомат. Сазан наступил на автомат ногой. Давидюк открыл большие серые глаза и сказал:

— Я советовал шефу помириться с тобой.

Сазан выстрелил Давидюку меж глаз и побежал дальше.

— Все вы такие! — закричал Гуня. — Сазан такой, Шакуровы такой, Давидюк такой, ты такой — как вам от Гуни чего-то надо, так Гуня добрый, а как Гуня сделал что надо, так пошел Гуня к черту.

Сергей понял, что сейчас Гуня будет стрелять.

Сергей зачерпнул рукой горсть мягкого торфа и бросил Гуне в глаза. Гуня действительно выстрелил, но Сергей успел откатиться в сторону. Сергей нырнул вперед, как утка, хватающая малька, и перехватил автомат. По пути он налетел на препятствие в виде колена Баркина. Ощущение было такое, словно на лицо надели раскаленную сковородку. Сергея бросило назад, и высоко над глазами на мгновение закачались пальмы и пробившаяся свозь облака звезда. Потом Сергей почувствовал, что Гуня лежит на нем сверху и душит его цепкими пальцами. Все вокруг потемнело и вздыбилось, как пенка на сбегающем кофе. Мир заплясал волчком, забулькал и загукал. Сергей был спорой внутри созревшего дождевика, и чей-то громадный сапог давил шляпку дождевика. Это был его собственный сапог. Он любил давить в детстве дождевики.

Сергей открыл глаза. Гуня лежал на нем тихий и мертвый, как овощ в морозилке. Оранжереи больше не было. Выбитое взрывом стекло рухнуло вниз, сбивая по пути ветки и листья, и один из крупных осколков оцарапал Сергею плечо. Сергей пошарил глазами и увидел, что этот же осколок почти перезал шею Гуни. С Гуни на Сергея текла теплая кровь, и с неба падал холодный дождь.

Дверь в оранжерею отворилась, и на пороге возникла фигура в домашнем сюртуке.

— Боже мой, — сказала фигура, — кто-нибудь, ко мне.

Коридор за спиной фигуры был освещен светом фар от собравшихся на дороге автомобилей, и что-то в этом коридоре истово, но тихо пищало, — то ли сигнализация, то ли даже источник бесперебойного питания.

Фигура постояла, и двинулась навстречу Сергею. Сергей узнал Севченко. Похоже было на то, что экс- министр тоже намеревался удрать с участка через кротовую норку. Или у него имелся где-то запасной аэродром.

Севченко пробежал по дорожке и споткнулся о брошеннный Гуней автомат. Он поднял автомат и посмотрел на Сергея. В оранжерее было уже довольно светло и жарко. Ослепительно пылали остатки уничтоженного взрывом караульного домика, сверкали фары «Рейнджроверов», проехавших на участок прямо поверх рухнувших ворот, и люди, выскочившие из «рейнжроверов», молча и сосредоточенно садили из гранатометов в трехэтажный деревянный дом.

— Господи, это ты? — сказал Севченко.

«Вам не стоит в меня стрелять, я уже мертвый» — хотел сказал Сергей. Севченко лихорадочно дергал затвором автомата. Было ясно, что он плохо представлял себе, как эта штука работает.

Потом Сергей повернул голову и увидел в проеме освещенной двери другой силуэт — силуэт человека в светлом плаще и с танцующей походкой.