Мое появление в восемнадцатом веке уже вызвало множество изменений. Я не одну бабочку раздавила и основательно изменила будущее, если призадуматься. Последствия непредсказуемы. А вдруг я не узнаю страну, в которую вернусь? В этом незнакомом будущем я стану такой же чужой для всех, как и здесь. Потом, к местной жизни я привыкла. Она даже начала мне нравиться. Нет уж, дорогой муженек, думала я, придется мне защищать тебя до последней капли крови, раз уж без тебя мне не прожить.

Мы спешили, но свежие сугробы замедляли наше движение. К тому же приходилось выбирать не кратчайшие пути, а наиболее безопасные. Снег все не переставал, покрывая нас толстым слоем. Джейми в своем и без того странном костюме, облепленном снегом, походил на гигантскую снежную бабу. Меня бил легкий озноб. Я не выспалась, почти не отдохнула после вчерашних треволнений. Но я должна была взять себя в руки, собраться и приготовиться к новым испытаниям.

Мне казалось, что мы уже на безопасном расстоянии от форта Уильямс, когда вдруг на нашем пути показался небольшой патруль. Трое солдат и один офицер, они тоже заметили нас и теперь двигались в нашем направлении. Встреча была неизбежной. Я нащупала свой кинжал. У меня был и пистолет, который мне доверили после долгих уговоров. Я посматривала на него с опаской, но все же была уверена, что смогу выстрелить, если понадобится.

Патруль приблизился. Мы остановились. Офицер спешился и подошел к Муртагу.

– Куда направляетесь?

– В Инвернесс. Мой хозяин заболел в пути, и мы спешим к его родственникам, – ответил Муртаг, снова разыгрывая роль слуги.

– Вот как! Заболел? – Офицер подозрительно смерил взглядом Джейми. – Может, это заразно?

– Боюсь, что да, – скорбно покачал головой Муртаг. – Лучше вам к нему не подходить. Молодая хозяйка ухаживала за хозяином, и сегодня у нее тоже началась лихорадка.

Офицер кивнул, немного подумал и спросил:

– Вы знаете, что ночью из тюрьмы сбежали заключенные?

– Нет, – ответил Муртаг. – Нам ничего не известно.

– Сейчас опасно путешествовать без охраны. Эти разбойники могут прятаться в лесу и нападать на одиноких путешественников. Вы не замечали ничего подозрительного?

– Нет, – покачал головой Муртаг. – Но мы будем осторожнее.

– Почему вы оказались так далеко от главной дороги? – вдруг спросил офицер, вглядываясь в мое лицо.

Муртаг начал объяснять что-то про выпавший снег, незнакомую местность, волчий вой, который напугал нас. Я обернулась, чтобы посмотреть, как там Джейми. И тут я увидела, что он почти без сознания и вот-вот свалится в обморок. Я соскочила на землю и подбежала к нему как раз вовремя для того, чтобы поддержать его.

– Я помогу, сударыня, – предложил офицер.

Я не сумела возразить. Отказаться от его помощи значило вызвать подозрения. В следующее мгновение он уже стоял рядом со мной и видел то же, что и я. А именно разбитое лицо под шляпой, неуклюжий сверток вместо правой руки и пропитанную кровью повязку.

– Эй, приятель, что это у тебя с лицом? – начал было он, но не успел продолжить. Нож Муртага вонзился ему в сердце.

Солдаты заметили что-то неладное. Они уже давно настороженно следили за диалогом своего командира и подозрительного типа, сильно смахивающего на шотландского преступника. Но Муртаг соображал быстрее. Он выстрелил первым. Один из солдат упал, и на снегу стало расползаться кровавое пятно. Муртаг вскочил в седло и пустил лошадь галопом, одновременно перезаряжая пистолет. Двое оставшихся в живых солдат отправились за ним, сочтя меня не слишком опасной. Я осторожно привела Джейми в чувство, и мы двинулись вслед за Муртагом и его погоней. Я держала наготове пистолет.

Вскоре мы наткнулись на одного из преследователей. Он был, очевидно, легко ранен, но не мог подняться. Его придавила убитая лошадь. Это был совсем молодой парень, лет семнадцати. Почти ребенок. Он смотрел на меня своими большими карими глазами и просил:

– Не убивайте меня. Пожалуйста, не убивайте. У меня мама и маленькая сестренка, им некому будет помочь, если я умру.

Но я должна была его убить. Он видел нас, он знает, сколько нас и куда мы отправились. Он сообщит об этом – и мы пропали. Мне придется убить этого ни в чем не повинного беззащитного мальчика, чтобы спасти жизнь мужу. Я стиснула зубы и прицелилась. Мне показалось, что я выстрелила по крайней мере из пушки. Отдача заставила меня выронить пистолет и отлететь в сугроб. Мальчик был мертв.

Мы двинулись дальше и догнали Муртага. Он не был ранен, но лишился лошади. Все наши преследователи были мертвы. Мы могли продолжать путь, больше нам ничто не угрожало. Но я не могла радоваться. Меня терзали угрызения совести. Мне уже приходилось убивать, но раньше я всегда защищалась. На меня нападали, и я имела право на самооборону. Сейчас я безжалостно пристрелила раненого беззащитного ребенка. И сколько я ни говорила себе, что должна была, что у меня не было выхода, все же лицо этого мальчика стояло перед моими глазами.

Когда-то давно я приносила клятву Гиппократа. Проучившись шесть лет в институте, я ощущала себя врачом с большой буквы и собиралась спасать человеческие жизни. Правда, вместо этого мне еще два года пришлось заполнять бесконечные истории болезни, писать какие-то таблицы и делать мало кому нужные доклады. И все же я была преисполнена романтических переживаний. Но однажды мне пришлось сделать выбор между жизнью матери и ребенка. Беременная женщина попала в автокатастрофу, получила очень тяжелые ранения, ее жизнь висела на волоске. Она поступила ночью, во время моего дежурства, в крайне тяжелом состоянии, с сильным внутренним кровотечением, угрожающим жизни. Нельзя было терять ни секунды. Я должна была принять решение, не дожидаясь родственников, и мне не с кем было проконсультироваться. Я приложила все усилия, чтобы спасти их обоих, но время шло, а улучшений не было. Пришлось пожертвовать жизнью ребенка ради спасения его матери. Реаниматологи не смогли спасти младенца, появившегося на свет шестимесячным.

Позже мне пришлось объяснять свои действия более опытным врачам и отцу ребенка. Коллеги единодушно решили, что я была права, но отец ребенка, неуравновешенный, поддающийся эмоциональным порывам кавказец, не желал ничего слушать и в крайне нелестных выражениях обвинял меня в том, что я убила его ребенка. Вот тогда я впервые почувствовала себя убийцей, а не спасительницей. Я не могла избавиться от угрызений совести, хотя и знала, что сделала все, что было в моих силах. Почему-то именно сейчас я вспомнила этот случай. Уже несколько месяцев мне приходится одной рукой лечить, а другой убивать. Я обязана была помочь раненому, а вместо этого безжалостно прикончила его. Имею ли я на это право, даже ради спасения своего мужа?

Я посмотрела на его довольно-таки жалкую фигуру, вспомнила его измученные запавшие глаза, ввалившиеся щеки, его растерзанную руку и то обреченное спокойствие, с которым он выторговывал у Рэндалла мою жизнь. Этот человек стоит десятка, а то и сотни других, сказала я себе. А угрызения совести пройдут. Ведь совесть – только воплощение правил, принятых в обществе. В мою совесть были вбиты правила конца двадцатого века, а жить приходится в восемнадцатом.

Мы продолжили наше бегство и через двое суток добрались до Инвернесса, уже без всяких приключений. Темной ноябрьской ночью мы прокрались, словно воры, по городским улицам и с черного хода постучали в дом дальнего родственника Муртага по материнской линии. Он пытался объяснить степень родства подробнее, но я запуталась уже на двоюродном брате жены его троюродного дядюшки. Грегор Мак-Эванс, преуспевающий торговец шерстью, был весьма гостеприимным хозяином, но мы не могли оставаться в его доме, не вызывая подозрений. Грегор предлагал задержаться у него на несколько дней, пока Джейми не станет хотя бы немного получше, но мы должны были спешить, если хотели переправиться во Францию в этом году. Иначе путешествие пришлось бы отложить на неопределенный срок, как минимум до весны. Уже стояла штормовая погода, и с каждым днем оставалось все меньше шансов найти капитана, который согласился бы рисковать своей жизнью.

Грегор помог нам нанять корабль, капитаном которого был надежный человек. Он собирался везти небольшой груз во Францию и по просьбе Грегора согласился отложить отплытие на сутки, чтобы мы могли собраться в дорогу. Существенное вознаграждение поможет капитану держать язык за зубами и не обращать внимания на штормовую погоду.