— Вообще то мне говорили, что где-то в глубине он может быть очень нежным, — произнес я с надеждой, — намного нежнее меня.

— Ооох, — простонал Чатски, — ооох, твою мать.

— Ни фига себе у него челюсть, — одобрительно присвистнул Сезар, — я его и вправду хорошо приложил. Он должен быть все еще в отключке.

— Где она? — спросил Чатски, продолжая дрожать. — С ней все в порядке?

— Нет, правда, я хорошо его приложил. Я знаю, я умею драться, — сказал Сезар, ни к кому не обращаясь.

— Она здесь, — ответил я, — без сознания.

Чатски сделал огромное усилие, вероятно, причинившее ему сильную боль, и перекатился так, чтобы ему было лучше меня видно. Я посмотрел в его глаза — они покраснели, и в них застыло страдание.

— Мы все просрали, приятель, — сказал он, — все.

Я не счел нужным комментировать столь очевидное заявление, и Чатски, опять устало выругавшись, сник на палубе.

— Оттащите его к сержанту Морган, — велела Алана, и Сезар с Бобби опять подхватили Чатски, подняли его на ноги и втащили в каюту. — Все остальные, — продолжила распоряжаться она, — бегите к полосе препятствий и проследите за тем, чтобы костер горел. Можете развлекаться. — Она кивнула Антуану: — Прихвати чашу для пунша.

Кто-то издал радостный вопль, и двое «пиратов» схватили котел на пять галлонов за ручки. Человек в капюшоне осторожно обошел их, продолжая держать ружье нацеленным на меня, пока пираты спускались по трапу и удалялись в парк. Когда они скрылись, я вновь оказался под ледяными струями взгляда Аланы.

— Ну что ж, — сказала она, и хотя я знал, что она не способна испытывать эмоции, в ее словах слышалась темная и страшная радость, исходящая от чешуйчатого монстра внутри ее, — вернемся к нашему кабанчику. — Она кивнула вышибале, и тот отступил к фальшборту, не опуская ружье. Алана шагнула ко мне.

Стояла весенняя ночь во Флориде, и температура была под восемьдесят градусов[32], и все же, когда она подошла, я почувствовал ледяной обжигающий ветер, проникший в самые глубины замка Декстера, и Пассажир поднялся на своих лапах и закричал в бессильной злобе. Мои кости покрылись трещинами, вены высохли, и весь мой мир сократился до пристальных и безумных глаз Аланы.

— Что ты знаешь о кошках, милый? — промурлыкала она. Вопрос выглядел риторическим, да и, кроме того, мое горло неожиданно слишком пересохло, чтобы я мог ответить. — Ты знаешь, они так любят играть со своей едой. — Она нежно погладила меня по щеке, а потом, не меняя выражения лица, влепила пощечину. — Я могла часами наблюдать за ними. Они так мучают свою маленькую мышку, ты видел когда- нибудь? Знаешь, почему они это делают, милый?

Она провела длинным, накрашенным красным лаком ногтем по моей груди, к плечу и руке, порезанной острым пальмовым листом. Алана нахмурилась, увидев раны.

— Знаешь, это, к сожалению, не просто жестокость. Хотя, я думаю, без нее все же не обошлось. — Она провела ногтем по одному из порезов. — Но дело в том, что от мучений в организме маленькой мышки вырабатывается адреналин.

Алана вонзила ноготь в нежную плоть пореза, и я подскочил от острой боли. Она задумчиво кивнула.

— Или, в нашем случае, в организме маленькой свинки. Тело зверенка трясется от страха, а по сосудам течет кровь с адреналином. И знаешь, милый? Адреналин чудесным образом делает любое мясо нежным.

В такт словам она вонзала ноготь в рану, все глубже и глубже, поворачивала его, разрывая и так поврежденную плоть. И, несмотря на боль и мучительный вид зрелища, я не мог отвести глаз от драгоценной крови Декстера, потоками льющейся из раны.

— Так что, если с едой поиграть, она действительно становится вкуснее. То есть можно совместить потрясающее развлечение и пользу. Природа полна чудес, не правда ли?

Она вонзила ноготь особенно глубоко и посмотрела на меня с жуткой застывшей улыбкой. В отдалении послышался смех «пиратов», пришедших на вечеринку; у мачты опять застонала Саманта, на этот раз значительно тише. Я повернулся к ней. Она потеряла много крови, и кастрюля, которую Бобби подставил под ее руку, была переполнена. Когда я увидел переливающуюся через край кровь, меня замутило, и воображение нарисовало мне картину моей собственной крови, вытекающей из ран на палубу, и липкой красной гадости, которой мы вместе с Самантой покроем здесь все. У меня закружилась голова, и я почувствовал, как проваливаюсь в багровую тьму.

Но меня не желали отпускать. Новый укол боли вернул меня на палубу ветхого подобия пиратского корабля к ногам вполне реальной и очень элегантной людоедки, пытающейся проткнуть ногтем мою руку. Мне казалось, она вот-вот проколет артерию, и тогда кровь будет повсюду. Единственное, что радовало: туфли Аланы будут безнадежно испорчены — не сказать, что достаточно внушительно для предсмертного проклятия, но больше ничего не оставалось.

Алана сильнее вцепилась в мое предплечье, ее ноготь еще глубже вонзился в мою мышцу, и на секунду мне захотелось закричать от боли, но в этот момент дверь каюты распахнулась и на палубу поднялись Бобби и Сезар.

— Сладкая парочка, — ухмыльнулся Бобби. — Он, знаешь: «Дебби, Дебби», — а она ничего, все еще валяется в отключке, а он снова: «Господи, Господи, Дебби».

— Это очень забавно, — сказала Алана, — но, я надеюсь, он нам не помешает, милый?

Сезар кивнул:

— Он никуда не денется отсюда.

— Прекрасно, — одобрила Алана, — тогда почему бы вам двоим не пойти на вечеринку? — Она посмотрела на меня из-под полуопущенных век. — Я останусь здесь еще ненадолго, хочу развеяться.

Уверен: Бобби сказал что-то в ответ, и, как ему, вероятно, показалось, нечто остроумное, я также уверен: они с Сезаром прогромыхали вниз по трапу и отправились на вечеринку, но ничего этого я уже не помню. В тот момент все силы моего мозга ушли на построение ужасных картин нашего с Аланой совместного будущего. Она стояла рядом и не мигая смотрела на меня; сила ее взгляда была такова, что, казалось, он может разрезать плоть не хуже ножа.

К сожалению, она решила не полагаться в сложном деле приготовления нежного бифштекса только на свои глаза. Медленно, словно дразня меня, она повернулась к столу, где поблескивал в ожидании начала веселья ряд ножей. Человек в черном стоял рядом со столом. Все это время дуло его ружья ни на дюйм от меня не отклонялось. Алана посмотрела на ножи и задумчиво погладила подбородок.

— Столько интересных вариантов, — проговорила она. — Так жаль, что времени слишком мало, чтобы сделать все как следует. Хотелось бы действительно узнать тебя. — Она с сожалением покачала головой. — Знаешь, у меня совсем не было времени на того красавца полицейского, которого ты послал. Я успела только немного попробовать, прежде чем его пришлось прикончить. Спешка убивает удовольствие, тебе не кажется?

Итак, Дика убила она. И я не мог не слышать в ее словах эхо собственных размышлений, посещавших меня во время ночных развлечений. Честно говоря, в такой момент это было как-то несправедливо.

— Но, — сказала Алана, — думаю, мы с тобой поладим в любом случае. Пожалуй, начнем с этого.

Она взяла большой и очень острый на вид нож, похожий на хлебный. Определенно с его помощью она сможет неплохо развлечься. С ним в руках она повернулась ко мне, подняв нож, сделала шаг в мою сторону и замерла.

Ее глаза шарили по мне, и, очевидно, она проигрывала в уме все то, что собиралась сделать. Может быть, у меня слишком живое воображение, или мой скромный опыт позволил мне разгадать ее намерения, но я мог предсказать каждое ее движение, каждый надрез, который она собиралась сделать. Пот пропитал мою рубашку и струйками потек по лицу, я услышал, как лихорадочно бьется в ребра мое сердце, будто хочет вырваться на свободу и убежать.

Нас разделяло расстояние в десять футов, но разумы наши переплелись в па-де-де из классического