— Я записан на прием к стоматологу, — ответил я, — и мне никак нельзя его пропустить.

— А придется, — отозвался Кукаров, и вышибала ударил меня по щеке ладонью. В сочетании с имевшимися повреждениями пощечина оказалась куда больнее, чем я мог предположить.

Люди, которые хорошо меня знают, скажут вам: Декстер никогда не выходит из себя. Но тут я решил, что с меня хватит. Я пнул вышибалу в пах, с достаточной силой, чтобы тот отпустил меня. И он согнулся пополам с такими звуками, будто его рвало. Ну а поскольку мне это удалось так просто, я повернулся к Кукарову, изготовившись к драке.

Но у того в руках оказался пистолет, нацеленный мне прямо между глаз. Большой и дорогой пистолет, на вид, я бы сказал, «магнум» тридцать седьмого калибра. Палец Кукарова лежал на курке, а тьма в его глазах была еще гуще, чем в дуле пистолета.

— Ну давай, — сказал он, — попробуй.

Предложение звучало заманчиво, но я решил отказаться и поднял руки вверх. Секунду он просто наблюдал за мной, а затем отошел назад на несколько шагов, не спуская с меня глаз, и крикнул остальным:

— Свяжите его и объясните, что он не прав, но постарайтесь не испортить мясо. Кабанчик нам тоже пригодится.

Один из них схватил меня и довольно болезненно заломил руки за спину, второй принялся разматывать скотч и уже успел стянуть мои запястья несколькими слоями, когда я услышал лучшую музыку в своей жизни — вой сирен и пробивающийся сквозь него голос Деборы:

— Это полиция. Вы окружены. Бросайте оружие и ложитесь на землю лицом вниз.

Двое помощников Кукарова отскочили от меня и с открытыми ртами уставились на своего хозяина. Вышибала все еще стоял согнувшись, и его тошнило. Кукаров оскалился.

— Я убью эту мразь! — крикнул он. Я видел, как он поднял пистолет, и палец на курке напрягся.

Выстрел прорезал воздух, и Кукарову снесло полголовы. Он немного покачался, как будто его тянули в разные стороны веревками, и рухнул на землю.

Двое людоедов тут же легли, как было приказано, и даже вышибала плюхнулся лицом вниз. Дебора выбежала из кустов, окружавших поляну, и подбежала ко мне. За ней следовали как минимум дюжина полицейских, несколько тяжело вооруженных ребят из спецназа и детектив Уимс — чернокожий великан из полиции племени микуссуки.

— Декстер, — окликнула меня Дебора. Она схватила меня за руки и заглянула в лицо. — Деке, — повторила она.

Было приятно видеть на ее лице некоторое беспокойство. Она похлопала меня по плечу и почти улыбнулась — редкость для нее. Но, оставаясь собой, Деб не могла не испортить впечатления.

— Где Саманта? — спросила она.

Я посмотрел на сестру. У меня раскалывалась голова, на мне болтались лохмотья разорванных штанов, мое горло и лицо болели после невежливого обхождения вышибалы, мне было стыдно за то, что я недавно сотворил, руки все еще оставались связанными за спиной, и, помимо всего прочего, мучила жажда. Меня только что избили, похитили, накачали наркотиками, опять избили и наставили на меня очень большой пистолет, и никто за все это время не услышал от меня ни единой жалобы. Но Деб могла думать только о Саманте, которая была сыта, сидела в удобном помещении с кондиционером, кстати, по своей воле — более того, она сама туда напросилась, — и при этом ныла из-за каких-то мелких проблем, пока я пытался справиться с сыпавшимися мне на голову несчастьями, к которым теперь прибавились и тучи комаров, пользующихся моим беспомощным положением.

Но конечно, Дебора — это моя семья, к тому же мои руки по-прежнему находились за спиной, поэтому даже речи не могло быть о том, чтобы ее ударить.

— Я в порядке, сестренка, — произнес я, — спасибо, что спросила.

Как обычно, мой сарказм остался незамеченным. Она схватила меня за плечи и встряхнула.

— Где она? — повторила Деб. — Где Саманта?

Я со вздохом сдался.

— В трейлере. С ней все в порядке.

Дебора на секунду задержалась на мне взглядом, а потом вихрем унеслась в сторону двери трейлера. Уимс последовал за ней, и я услышал громкий треск. По всей видимости, он сорвал дверь с петель. Через секунду он прошел мимо меня, неся дверь за ручку одной рукой. За ним следовала Дебора, обнимавшая Саманту за плечи. Она вела девушку к машине и бормотала что-то вроде:

— Я нашла тебя, теперь все будет в порядке.

Саманта, раздраженная до предела, горбилась и требовала оставить ее в покое.

Я огляделся. Несколько полицейских в жилетах без особой нежности надевали наручники на ребят Кукарова. Все постепенно успокаивалось. За исключением девяти миллионов комаров, которые обнаружили мою ничем не прикрытую голову и развили бурную деятельность. Я попытался отогнать их, но со связанными за спиной руками это было, разумеется, невозможно. Я попробовал потрясти головой, но это тоже не помогло, хотя вызвало такой взрыв боли, что больше не стоило и пробовать, даже если бы это было верным средством. Попытка подвигать локтями тоже не увенчалась успехом. Комары, думаю, в это время смеялись надо мной и радостно облизывались, приглашая на пир своих друзей.

— Извините, не мог бы кто-нибудь из вас развязать меня? — спросил я.

И все-таки мне удалось избавиться от скотча на запястьях. В конце концов, я находился посреди толпы полицейских, и не могли же они, поклявшиеся защищать закон, оставить меня связанным, как будто я какой-нибудь… Впрочем, строго говоря, я действительно какой-нибудь, но ведь я искренне пытался не быть таковым. И поскольку они не знали всей правды, я мог позволить себе надеяться, что рано или поздно кто- то сжалится и развяжет мне руки. Этим кем-то оказался детектив Уимс — гигант из полиции племени. Он подошел ко мне, посмотрел на мои страдания с очень широкой улыбкой на очень широком лице и покачал головой.

— Почему ты стоишь тут с перемотанными скотчем руками? — поинтересовался он. — Тебя больше никто не любит?

— Думаю, просто не я в данный момент являюсь объектом первостепенной важности, — ответил я, — комары, впрочем, так не считают.

Он расхохотался высоким и не в меру веселым смехом, смеялся несколько секунд — слишком долго, на взгляд человека, руки которого связаны скотчем. Я как раз собрался сказать ему что-нибудь резкое, но он вытащил из кармана огромный складной нож и раскрыл его.

— Ну что, хочешь снова убивать мух? — спросил он и сделал ножом жест, означавший, что мне надо повернуться.

Я рад был повиноваться, и он тут же приложил лезвие к скотчу. Нож, по всей видимости, был очень острым — я не почувствовал никакого давления. Скотч разлетелся на части. Я вернул руки в естественное положение и отодрал с них остатки ленты. Вместе с ней я отодрал и большую часть волос с запястий, но, поскольку первым же ударом убил у себя на шее шесть комаров, жалеть об этом не приходилось.

— Спасибо большое, — поблагодарил я Уимса.

— Не за что, — ответил он. — Нехорошо так связывать людей.

Он рассмеялся собственной шутке, а я улыбнулся ему одной из своих лучших фальшивых улыбок в благодарность за его доброту.

— Именно так, — сказал я, — очень смешно.

Возможно, мои слова оказались недостаточно изящны, но я действительно был ему благодарен; к тому же моя голова болела слишком сильно, чтобы произвести на свет нечто лучшее.

Впрочем, это не имело значения, поскольку Уимс уже потерял ко мне интерес. Он застыл без движения с лицом, поднятым вверх, и полуприкрытыми глазами, будто прислушивался к голосу, зовущему его откуда-то издалека.