— Ты съехал с катушек, — присоединилась к обсуждению Дебора.

— Деб, слушай, — продолжил я, — вдалеке от костра на земле след. — Я опустился на колени рядом с Винсом и указал ей на вмятину в грязи. — Здесь стоял какой-то тяжелый предмет, из которого что-то выплескивалось, и вокруг него масса следов. Ты можешь не называть его пуншем, если тебя это нервирует, но определенно какой-то напиток.

Дебора уставилась на показанную мной вмятину, перевела взгляд на костер на другой стороне поляны и потом опять на землю у себя под ногами. Она медленно покачала головой, села на корточки рядом со мной и сказала:

— Чаша для пунша. Твою мать.

— Ты чертов псих, — повторил Винс.

— Ага, — сказала Деб, — но, думаю, он прав. — Она поднялась на ноги. — Спорю на дюжину пончиков, что ты найдешь в этой дряни следы наркотиков, — произнесла она с заметной ноткой удовлетворения в голосе.

— Я проверю, — ответил Винс. — Я знаю хороший тест на экстази. — Он посмотрел на нее своим жутким призывным взглядом и добавил: — Не хочешь провести анализ на экстази со мной?

— Нет, спасибо, — ответила она. — У тебя для этого карандаш коротковат. — Она отвернулась и пошла прочь, прежде чем он смог ответить ей чем-нибудь из своего арсенала плохих шуток. Я последовал за ней. Всего через три шага я понял: с ней что-то очень не так, — и, осознав это, остановился как вкопанный, взял ее за плечи и развернул к себе.

— Деб, — сказал я, удивленно глядя на сестру, — ты улыбаешься.

— Ага, — ответила она, — мы сейчас доказали, что это мое дело.

— В каком смысле?

Она ткнула меня в предплечье. Возможно, она сделала это от радости, но мне все равно было больно.

— Не будь идиотом. Кто у нас пьет кровь?

— Больно, — сказал я. — Бела Лугоши?[10]

— Да, он. И все остальные вампиры вслед за ним. Тебе произнести слово «вампир» по буквам?

— И что… Ой!

— Да, ой, — передразнила она. — У нас есть парень, косящий под вампира, — Бобби Акоста. А теперь мы нашли следы целой вампирской, мать ее, вечеринки. По-твоему, это совпадение?

По-моему, это не было совпадением, но моя рука болела слишком сильно, чтобы я мог вот так сразу согласиться с Деборой.

— Посмотрим.

— И увидим, — торжествовала она. — Забирай свои вещи, я подвезу тебя до участка.

Когда мы вернулись к цивилизации, совершенно определенно наступило время ленча, но никакие намеки на Деб не действовали и мы доехали до участка без остановок, несмотря на то что шоссе 41 пересекается с Калле-Очо[11] и мы могли заехать в любой из множества отличных кубинских ресторанов. Даже мысль о них заставляла мой желудок урчать, и мне казалось, будто я чувствую запах платанос[12], жарящихся на сковородке. Но для Деборы колеса правосудия уже завертелись, неумолимо прокладывая путь к обвинительному приговору, который сделает мир более безопасным, а это значило: бедняга Декстер должен пожертвовать своим обедом на благо общества.

Таким образом, тяжкий путь обратно к лабораториям криминалистики проделал очень голодный Декстер. И каждый его шаг был отравлен требованиями сестры как можно скорее установить личность девушки, погибшей в Эверглейдс. Я достал свои образцы, сел в кресло и задумался в поисках ответа на животрепещущий вопрос: стоит ли мне вернуться на Калле-Очо или лучше просто пойти в кафе «Релампаго», которое куда ближе и где предлагались отличные сандвичи.

Как все жизненно важные вопросы, этот не имел простого решения, и я долго размышлял, взвешивая все варианты. Что лучше: поесть быстро или хорошо? Если я выберу быстрое удовлетворение желаний, не будет ли это свидетельствовать о моей слабой воле? И почему именно кубинская кухня? Почему, к примеру, не барбекю?

В этот момент мне в голову пришла мысль, которая заставила растерять большую часть аппетита. Из девушки в Эверглейдс сделали барбекю, и почему-то меня очень беспокоил этот факт. Я не мог избавиться от картин, которые рисовало мое воображение: бедная девушка, связанная и медленно истекающая кровью, разгорающееся все выше пламя, завывающая толпа и шеф-повар, поливающий ее соусом. Я почти ощутил запах жарящейся плоти, что заставило все мысли о гора vieja[13] покинуть мою голову.

Неужели именно такой теперь должна стать моя жизнь? Как я смогу делать мою работу, если буду испытывать сочувствие к жертвам, которых вижу каждый день? Хуже того, как я смогу выполнять мою работу, которая встает между мной и моим обедом?

Мои дела были чертовски плохи, и на несколько минут я предался жалости к себе любимому. Декстер в депрессии — абсурдное зрелище. Я, отправивший на тот свет несколько дюжин, заслуживавших этого, Оплакивал гибель одной ничего не значащей девочки только потому, что убивший ее не дал мясу пропасть понапрасну.

Нелепость. И все-таки мощная машина по имени Декстер требовала хоть какого-нибудь топлива. Я убрал подальше печальные мысли и зашагал по коридору к торговым автоматам. Скудный выбор закусок, обнаруженный за стеклом, меня не порадовал. В больнице «сникерс» казался манной небесной. Здесь он выглядел Божьей карой. Ничто другое также не привлекло мое внимание и не пообещало наслаждения. Несмотря на яркие обертки и развеселые слоганы, все это — упаковки, наполненные консервантами и химическими красителями, пахнущие ароматизаторами, идентичными натуральным и вызывающими аппетит не больше, чем набор юного химика.

Но меня звал долг и надо было хоть что-нибудь съесть, чтобы работать с достаточной эффективностью. Я выбрал самое безобидное из всего ассортимента — крекеры с начинкой из неизвестной субстанции, притворяющейся арахисовым маслом. Я скормил автомату деньги и нажал на кнопку Упаковка выпала, и, наклонившись за ней, я почувствовал, как небольшое существо в глубоком подвале замка Декстера открыло дверь и выглянуло наружу. Я на секунду застыл, не разгибаясь, и прислушался. Однако не услышал ничего, только хлопал на ветру крошечный флаг, предупреждавший меня, что все обстоит не так, как хотелось бы. Я медленно и осторожно выпрямился и обернулся.

Позади не было совершенно ничего: ни маньяка с ножом, ни грузовика с отказавшими тормозами, мчащегося прямо на меня, ни гиганта в тюрбане, размахивающего кинжалом, — ничего. Тем не менее голосок, шептавший предупреждения, не умолкал.

Судя по всему, Пассажир играл со мной. Вероятно, он был раздражен моим отказом кормить и развлекать его.

— Заткнись, пожалуйста, — попросил я его, — оставь меня в покое.

Он продолжал ухмыляться, но я не обращал на него внимания и шел своей дорогой.

Но стоило мне выйти в коридор, как я наткнулся на сержанта Доукса. Вернее, большую его часть.

Доукс всегда ненавидел меня. Еще до того, как сумасшедший врач отрезал ему кисти рук, ступни и язык. Я не смог его вовремя вытащить, но, хочу сказать, я действительно пытался, однако обстоятельства сложились не в мою пользу и прямым следствием этого оказалась потеря Доуксом нескольких очень ценных частей тела. И все же он ненавидел меня и до этого. Доукс был единственным полицейским из всех, кого я встречал, подозревавшим, кто я на самом деле. Я не давал ему повода, у него не имелось против меня никаких улик, но каким-то образом он просто это знал.

И вот он стоял здесь на своих протезах и сверлил меня взглядом, в котором чувствовался яд тысячи кобр. На секунду я пожалел, что сумасшедший врач не вырезал ему и глаза, но быстро осознал, какая это недобрая, неподходящая мысль для нового человечного Декстера, и прогнал ее, а вместо этого дружелюбно ему улыбнулся:

— Сержант Доукс, приятно видеть вас в добром здравии.

Доукс никак не отреагировал на мое приветствие, и только продолжал смотреть на меня, а я перевел взгляд на отливающие серебром металлические клешни, заменявшие ему руки. У него не было при себе