Карета была хорошо освещена внутри, занавеси плотно задернуты. Линкольн постучал палкой в потолок, и лошади медленно тронулись с места. Слишком медленно, чтобы у кучера была какая‑то цель.
Линкольн подтвердил ее предположение, пояснив:
— Он будет ездить по кругу, пока не получит другого приказания. Я боялся, что ты не придешь.
Мелисса подняла голову и пристально вгляделась в него, что, возможно, было ее ошибкой. До чего же хорошо видеть его снова. Слишком хорошо.
Первым ее порывом было броситься ему на шею и признаться, как сильно она скучала.
Но Мелисса сдержалась. Для подобной дерзости их отношения еще не зашли так далеко, хотя, к своему тайному удивлению, она ощущала, что имеет право на все.
Но, так или иначе, он снова здесь, рядом. Те затруднения, что удерживали его на расстоянии, очевидно, разрешились… а может, и нет, учитывая обстоятельства их встречи. Но, как бы то ни было, Мелисса была убеждена, что сможет ему помочь. Если бы она не верила в это, отчаянию не было бы предела, поскольку Линкольн снова смотрел на нее с видом, явно говорившим, что он не собирается рвать с ней.
Но именно это и было главным предметом ее треволнений. И теперь, в полной уверенности, что все в порядке, она могла расслабиться. Вместе со спокойствием вернулась и шутливость.
— Именно так теперь и будет? Станем встречаться раз в несколько недель? — поддразнила она.
— Нет, если все пойдет, как я рассчитываю. Не слишком оптимистичный ответ.
— Ты не уверен? — снова встревожилась она. Линкольн мгновенно помрачнел.
— Мне нужно много тебе сказать, и новости не слишком обнадеживающие. Но прежде чем продолжать, ответь, правда ли, что ты не имеешь ни малейшего представления, почему я все это время не показывался тебе на глаза?
— Ни малейшего, — отозвалась Мелисса. — А кто‑то должен был меня просветить?
— Да, по моему мнению, ты первая, кому следовало бы сказать. А после моего предупреждения, сделанного твоему дядюшке Йену, стоило бы просветить тебя немедленно. Еще до того, как ты приедешь домой. Но, думаю, меня не приняли всерьез, поскольку я пообещал сделать это сам, если он не удосужится.
— Ты успел поговорить с Йеной?
— Перед ужином. Меня попросили уехать, прежде чем мы увидимся.
— О, ты прав, это звучит не очень обнадеживающе. Меня намеренно держали в неведении, не давая узнать… что именно?
— Почему я перестал за тобой ухаживать.
— Почему же?
Она опустила глаза и затаила дыхание. Он приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. В его взгляде светилась нежность.
— Поверь, Мелисса, это не мое решение. Меня попросили… вернее, приказали, держаться подальше от тебя.
— Кто?
— Твои дядюшки.
— То есть Йен? — нахмурилась она.
— Нет. Все сразу.
— Но где? Как? Они в Шотландии!
— Нет, в Лондоне. Они и это от тебя скрыли.
— Но они объяснили почему?
— В этом не было нужды. Дело в том, что я — это я. А они — это они. И у нас есть общее прошлое. Довольно неприятное.
— Но Йен Первый клялся, что никогда о тебе не слышал. Что единственный Линкольн, которого он знал, носил фамилию Росс, и… о, так это ты? Не может быть!
— Значит, тебе все‑таки обо мне говорили?
— Нет… то есть да, но только в нескольких словах. Посоветовали надеяться на то, что ты — не тот самый парень.
— У каждой истории есть две стороны. Уверен, что меня описали с самой худшей.
Мелисса поморщилась и кивнула:
— Я знаю, почему они не хотят, чтобы ты за мной ухаживал. Считают тебя сумасшедшим.
Линкольн растянул губы в невеселой улыбке.
— Возможно, тогда я таким и казался.
— Но неужели они не понимают, что теперь ты другой? — расстроилась девушка.
— Какое значение это имеет для них? Стоит один раз составить мнение о человеке, и это навсегда. Я считаю их дикарями. Они меня — безумцем. И тут ничего не поделаешь.
— Чушь! Ты был ребенком, когда встретился с ними. И что бы тогда ни натворил, вряд ли повторишь теперь, верно?
Линкольн мягко улыбнулся:
— Эмоции редко сочетаются с гарантиями. Кроме того, остались воспоминания, такие смутные и искаженные, что я уже не уверен, было ли это на самом деле или все это лишь игра воображения. Но, так или иначе, ты заслуживаешь объяснения.
Лицо его вдруг стало таким тоскливым, что горячая волна участия прихлынула к сердцу Мелиссы.
— Если воспоминания настолько болезненны, тебе ни к чему к ним возвращаться.
— А бывают и другие? — чуть улыбнулся он, но тут же покачал головой:
— Прости, это не правда, и нечестно с моей стороны. Просто неприятные воспоминания в моей жизни преобладают. Если я кажусь тебе разочарованным и ожесточенным, возможно, потому, что так оно и есть. Но я говорю не только о том, что случилось с твоими дядюшками. Это было всего лишь началом и подстегнуло развитие всего остального… но я отвлекаюсь.
Несмотря на любопытство, Мелисса снова попыталась остановить Линкольна: слишком тяжело давалось ему каждое слово.
— Линкольн, все это было так давно! Ни к чему терзать себя. Неужели обязательно снова бередить старые раны?
— Да, ради тебя. Говоря по правде, я никогда и ни с кем не говорил об этом по душам. Ни с одним человеком, кроме тебя. Дядя Ричард, воспитавший меня, знал кое‑что, но далеко не все. Возможно, было ошибкой держать это в себе. Но мне нужно рассказать тебе, Мелисса. Все, с начала до конца. Если после этого ты переменишь свое мнение обо мне, я пойму.
Теперь и ее охватило дурное предчувствие. Если он считает, что она способна передумать, значит, все, сказанное им, может выставить его в дурном свете, и дядья правы. Но как может случившееся много лет назад повлиять на сегодняшние события? Она искренне надеялась, что это не так.
Глава 21
Мелисса сидела на бархатном сиденье напротив Линкольна. До чего же просторный экипаж! Здесь вполне поместятся восемь, даже десять человек.
Но она никак не могла устроиться поудобнее. Да и он тоже. Очевидно, тревога заразительна.
— Говори, — выдохнула она. — И если окажешься чудовищем, клянусь, я очень на тебя рассержусь. Линкольн рассмеялся:
— Спасибо. Похоже, у меня слишком серьезный тон?
— Слегка, — пробормотала она.
— Попытаюсь не слишком утомлять тебя деталями. В конце концов, ты должна вернуться до рассвета, не так ли?
Мелисса театрально закатила глаза. Похоже, он немного успокоился и даже старается острить.
— Сначала небольшое предисловие, иначе мое отношение к твоим дядьям покажется очень странным. Видишь ли, то, что я чувствовал тогда, было не просто гневом, скорее, отчаянием. Но тому есть причины. После смерти отца в моей душе образовалась зияющая пустота. Я потерял не только его, но и мать, поскольку отныне редко с ней виделся.
— Она уехала?
— Нет, только ее никогда не было рядом. Часами просиживала в своей комнате, куда меня не пускали. Скорбела в одиночестве и не показывалась мне на глаза. Будучи единственным ребенком в семье, я жаждал человеческого общения.
— А школьные товарищи?
— Местная школа была слишком далеко от нашего дома, и у меня был наставник. Превосходный учитель, но человек крайне угрюмый, можно сказать, мизантроп. Но тут я встретил твоего дядю Дугала. Он заполнил эту пустоту, стал моим лучшим другом, вернее, единственным. Я любил его. Он стал братом, которого у меня никогда не было.
— Да, мне сказали, что вы были хорошими друзьями. Но потом ты затеял драку, положившую конец этой дружбе. Почему ты это сделал?
— Вовсе нет… то есть ненамеренно. Мы были у пруда, там, где встретились впервые… и с ним, и с тобой, — с улыбкой добавил он.
Мелисса улыбнулась, втайне радуясь, что способна улыбаться.
— Мои дяди всю жизнь там купались. Но я не знала, что это местечко пользуется таким успехом.
— Не совсем. Кроме Макферсонов и меня, туда никто не ходил. В тот день нас было четверо: двое старших братьев присоединились к нам. Толковали о драке, свидетелями которой они стали недавно. Дуги похвастался, что и он не подкачает. Я стал дразнить его, утверждая, что с такими девчоночьими кулаками он и мухи не убьет. Я вечно подшучивал над ним. Он к этому привык и обычно не оставался в долгу. Но на этот раз оскорбился, я даже не понял почему. Единственно, что приходит в голову: в этот день нас слышали старшие и посмеялись над ним. Но, так или иначе, Дуги разозлился и вызвал меня на поединок.
— Значит, это он начал драку?
— Если можно так сказать. Скорее, замахнулся. Но я не собирался отвечать, потому что он не мог даже ударить как следует. Мы были ровесниками, но за два года нашего знакомства я перерос его на целую голову.
— Да, Йен Первый так и сказал, что Дуги не мог победить, и ты это знал. Линкольн кивнул:
— Я никогда бы пальцем его не тронул, как бы он меня ни подначивал. Только пытался удержать его на расстоянии. И уверял, что всего лишь пошутил. Но тут он споткнулся и упал на меня.
В широко раскрытых глазах Мелиссы вспыхнул огонек озарения.
