Ему хотелось прилечь, — к примеру, упасть навзничь вон в те кусты. Куртка и толстые штаны защитят от колючек, а ветки мягко примут его в объятия. Но он спешил.
Нервный бег секундной стрелки по циферблату.
Школа.
Красный угловатый кирпичный фасад — камень на камне. Оскар представил, как он птицей несется по коридорам и влетает в класс. Видит Йонни. И Томаса. Они сидят за партами и насмешливо улыбаются.
Оскар наклонил голову, посмотрел на свои ботинки.
Грязные шнурки, один вот-вот развяжется. Металлический крючок на щиколотке погнулся. Он немного выворачивал стопы при ходьбе, поэтому искусственная кожа на пятках с внутренней стороны совсем износилась. И все равно ему придется проносить эти ботинки до конца зимы.
Мокрые, холодные штаны. Он поднял голову.
Что-то теплое с журчанием потекло по ногам. Прямые линии кирпичной кладки накренились, смазались и исчезли — он побежал. Он понесся так, что из-под его подошв с хлюпаньем разлетались брызги. Земля убегала из-под ног, и теперь ему казалось, что она вертится слишком быстро, что он за ней не успевает.
Ноги сами несли его мимо высоток, старого универсама «Консум», кондитерской фабрики, и, влетев во двор, он по инерции и по привычке проскочил подъезд Эли, очутившись у своего собственного.
Здесь он чуть не налетел на полицейского, направлявшегося к входной двери. Полицейский широко расставил руки, ловя его.
— Ого! Кто-то сильно торопится!
У Оскара отнялся язык. Полицейский выпустил его, посмотрев… с подозрением?
— Ты здесь живешь?
Оскар кивнул. Он никогда раньше не встречал этого полицейского. Правда, вид у него был довольно дружелюбный. Нет — у него было лицо, которое Оскар в
— Видишь ли, тут в соседнем подъезде кое-что случилось… Так что теперь я опрашиваю жильцов, не слышал ли кто что-нибудь подозрительное. Ну, или, может, видел.
— А в каком… в каком подъезде?
Полицейский мотнул головой в сторону подъезда Томми, и охватившая Оскара паника тут же отпустила.
— Вон в том. Ну, точнее, в подвале. Ты случайно не слышал ничего необычного в последнее время?
Оскар покачал головой. В голове бушевал такой вихрь мыслей, что он уже толком ничего не соображал, но ему казалось, что его волнение хлещет из глаз и полицейский это видит. Тот действительно склонил голову и внимательно посмотрел на него:
— С тобой вообще все в порядке?
— Да, все хорошо.
— Ты, главное, не бойся. Уже все закончилось. Так что беспокоиться не о чем. Родители дома?
— Нет. Мама. Нет.
— Ладно. Но я тут еще какое-то время пробуду, так что ты подумай, может, ты что-то видел.
Полицейский придержал для него дверь:
— Заходи.
— Да нет, у меня тут еще одно дело…
Оскар повернулся и изо всех сил стараясь идти как можно небрежнее, зашагал к соседнему подъезду. На полпути он обернулся и увидел, как полицейский зашел в его подъезд.
Скулы заходили ходуном, зубы принялись выстукивать странную морзянку, отдававшуюся в позвоночнике, когда он открыл дверь в подъезд Эли и стал подниматься по лестнице. Может, они уже опечатали ее квартиру?
Дверь была приоткрыта.
Если здесь побывала полиция, почему же они оставили дверь нараспашку? Так вроде не делают. Он тихонько взялся за ручку, потянул дверь на себя и проскользнул в прихожую. В квартире царил полумрак. Он обо что-то споткнулся. Пластиковая бутылка. Сначала он решил, что в ней кровь, но потом понял, что это спирт.
Дыхание.
Здесь кто-то дышал.
Двигался.
Звук доносился из ванной. Оскар двинулся вперед, осторожно ступая, закусил губу, чтобы унять стучащие зубы, и дрожь передалась в подбородок и горло, сводя судорогой намечающийся кадык. Он свернул за угол и заглянул в ванную.
Какой-то старик в поношенной одежде стоял на коленях возле ванны, свесившись через край вне поля зрения Оскара. Видны были только пара грязных серых штанов, стоптанные ботинки, упирающиеся носками в кафель. Край плаща.
Да. Хриплые вдохи и выдохи, почти вздохи доносились из глубины ванны. Даже не думая, Оскар подкрался поближе. Сантиметр за сантиметром он приближался к ванной и, подойдя почти вплотную, наконец увидел, что происходит.
Лакке никак не мог себя заставить это сделать.
Существо на дне ванны казалось совершенно беспомощным. Даже не дышало. Он положил руку ему на грудь и пришел к выводу, что сердце бьется, но делает всего пару ударов в минуту.
Он ожидал увидеть что-то устрашающее. Что-то одного порядка с ужасом, пережитым в больнице. Но это окровавленное бессильное создание вряд ли смогло бы встать, не то что причинить кому-то вред. Это же всего-навсего ребенок. Раненый ребенок.
Все равно что наблюдать, как рак пожирает любимого человека, а потом вдруг увидеть раковую клетку в микроскоп. Тьфу. Пустое место.
Он сник, уронив голову так, что она с глухим стуком ударилась о край ванны. Он не мог. Не мог убить ребенка. Спящего ребенка. Он на такое не был способен. В чем бы тот ни был повинен…
Оно. Оно. Не «он».
Ядовитая змея в человеческом жилище. Неужели я не смогу ее убить лишь потому, что в эту секунду она кажется беззащитной?
И все же не это придало ему решимости, а нечто совсем другое — когда он снова взглянул на лицо, покрытое тонкой пленкой крови, ему показалось, что оно… улыбается.
Радуется совершенному злу.
Он занес нож над грудью чудовища, чуть отодвинулся назад, вкладывая всю силу в удар, и…
— А-А-А-А-А-А!
