и, если смогу, пришлю немного голубых кружев вроде тех, что отправил сестре.

И тут меня кольнула мысль: а ведь я сам почти ничего не знаю о Карсине. Да, она хорошенькая девушка с приятными манерами, любит посмеяться, хорошо танцует и дружит с моей сестрой. За то короткое время, что провел с кузиной, я узнал ее гораздо лучше, чем будущую невесту. А вдруг Карсина такая же эксцентричная и волевая девушка, как Эпини, только научилась это хорошо скрывать? Интересно, захочет ли она устроить спиритический сеанс или станет расхаживать целое утро в ночной рубашке? Охваченный сомнениями, я сложил письмо и спрятал в конверт. Во всем виновата Эпини. До встречи с ней я считал, что все женщины похожи на собак и лошадей.

Если девушка происходит из достойной семьи и получила хорошее воспитание, ей следует лишь объяснить, что от нее требуется, и она с радостью будет все исполнять. Нет, я не хочу сказать, будто считал женщин глупыми животными, напротив, я верил, что они нежные, чувствительные и любящие существа. Я просто не понимал, как может женщина пожелать изменить свое положение вопреки воле мужа или отца. За что ей бороться? Если настоящая женщина мечтает о доме, семье и достойном супруге, разве не предает она эту мечту, выступая против воли несущих за нее ответственность мужчин? Во всяком случае, так мне всегда казалось. А Эпини наглядно продемонстрировала, что женщина способна быть озорной и лукавой, самовлюбленной, склонной к обману и непокорности. Она заставила меня усомниться в добродетельности всех женщин. Неужели даже мои сестры скрывают коварство под невинными взглядами?

Неясные подозрения относительно моей будущей жены в сочетании с тревогой перед экзаменами окончательно испортили мне настроение. Я молчал во время дневной трапезы и с трудом терпел болтовню Нейтреда и Корта, которые обменивались впечатлениями от писем, полученных от своих возлюбленных. А когда я заметил, с какой тоской следит Спинк за их разговором, на душе у меня стало совсем гадко. Мой друг выглядел просто ужасно. Форма Спинка, даже в лучшие времена плохо на нем сидевшая из-за щуплого телосложения, сейчас и вовсе болталась как на вешалке. К тому же он давно ее не чистил, на рукавах и штанинах было полно грязи. Глаза покраснели, волосы всклокочены, лицо побледнело от бессонных ночей. Слух о том, что его перевели на испытательный срок, распространился по всей Академии, хорошо хоть о причине никто даже не догадывался. Спинк стал привлекать любопытство других кадетов, поползли невнятные сплетни, и если бы мой друг обращал внимание на то, какими взглядами его провожали, он бы невероятно расстроился.

В ночь перед экзаменами Спинк заболел. Не знаю, что было тому причиной — нервное состояние или недостаток сна. В последний вечер, когда все еще сидели и занимались, Спинк сдался. Он молча закрыл учебники, с тоской посмотрел на нас и отправился спать. Наше настроение, и без того не слишком веселое, стало совсем мрачным. Следующим захлопнул учебники Горд.

— Ну, я либо готов к экзаменам, либо нет, — заявил он. — Я сделал все, что было в моих силах. — Поднявшись на ноги, он принялся собирать книги.

— Сделал все, что в твоих силах сегодня, и сделаешь то же самое завтра, — с нажимом проговорил Трист.

И хотя ничего не было сказано прямо, смысл слов поняли все. Однако Горд сохранил хладнокровие.

— Я постараюсь успешно сдать экзамены и избавить наш дозор от неприятностей. Большего никто сделать не в силах.

— Один из нас может гораздо больше, если у него хватит мужества. Если ему действительно не наплевать на остальных. — Последнюю фразу Трист говорил уже Горду в спину.

Но в ответ раздался лишь звук закрываемой двери. Трист выругался и откинулся на спинку стула.

— Из-за толстого ублюдка и его дурацких представлений о чести мы все вылетим отсюда. Наверное, он надеется, что его исключат. Тогда он сможет вернуться домой, сказать, что это не его вина, и забыть о военной карьере. Я иду спать.

Трист захлопнул книгу, давая понять, что заниматься бесполезно, словно судьба дозора зависела только от Спинка и Горда, а мы не могли ничего изменить.

Рори тихо закрыл свои учебники.

— Я заканчиваю, — устало сказал он. — Моя голова набита под завязку. Пойду спать с мечтами о Темном Вечере. Результаты наших экзаменов станут известны только после праздников. Так что я намерен выйти в Старый Тарес и погулять там по полной. Возможно, другого шанса у меня не будет. Спокойной ночи, парни.

— Он прав, — поддержал приятеля Калеб. — Я собираюсь провести такую ночь, о которой буду помнить всю жизнь. Говорят, шлюхи во время праздника не берут денег, но я на всякий случай сэкономил приличную сумму. Они неделю ходить не смогут!

— Это ты не сможешь ходить, когда вернешься с раздувшимся членом. Слышал, что случилось с капралом Хаули? Он даже пописать без крика не мог. Не стоит рисковать со шлюхами, — покачал головой Рори.

— Ха! Хаули пожалел денег, чтобы пойти в приличное заведение. Я слышал, что он польстился на девку из переулка. Вот уж нет, я не собираюсь дергаться возле стенки, чтобы несчастная девчонка каждый раз стукалась головой о кирпич! — не унимался Калеб.

— Я иду спать, — презрительно проворчал Корт. — Удачи всем.

Как только он встал, Нейтред поднялся вслед за ним. Все остальные тоже стали собирать книги.

Я знал, что завтра решится наше будущее, и сердце у меня сжималось от ужаса, когда думал о том, что, даже если сам удачно сдам все экзамены, кто-то из моих товарищей может меня подвести. Я оглядел всех и на мгновение возненавидел не только полковника Стита и Академию, но и своих товарищей кадетов.

Позднее, лежа в постели, я долго не мог заснуть, паря на границе сна и бодрствования. Я бессильно висел над пропастью и не мог ничего сделать. Наверное, это чувство и стало причиной возвращения кошмара с древесным стражем.

Однако сон начался приятно. Я оказался в своем любимом лесу, в котором царили мир и покой. Солнечный свет, пробиваясь сквозь плотную листву, согревал кожу, и я с улыбкой смотрел на свои обнаженные руки и ноги. Я ощущал сильный запах перегноя, но он нисколько меня не раздражал. Присев на корточки, я взял горсть земли и посмотрел на нее. Смесь прошлогодней опавшей листвы с суглинком. В ней деловито копошились маленькие насекомые. Крошечный червячок отчаянно пытался улизнуть с моей ладони. Я посочувствовал его страху и аккуратно стряхнул землю с ладони. Все хорошо. Так я и сказал моей наставнице.

— Мир живет, даже если какие-то частички его умирают, так положено.

Толстая женщина согласно кивнула, и тень скользнула по моей коже.

— Я хочу, чтобы ты понял: смерть — непременный атрибут жизни. Слишком долго ты упорствовал, полагая, будто каждая жизнь слишком важна и не должна заканчиваться ради целого. Но теперь ты все осознал, верно?

— Да. И это меня утешает. — Я сказал правду.

По крайней мере, это утешало того меня, что сидел в лесу между корней огромного дерева, опираясь спиной о его ствол с грубой шершавой корой. Я не видел женщину, лишь ощущал ее присутствие и слышал слова.

Но та часть меня, что оставалась в окутанном тенями пространстве между сном и явью, пришла в ужас от такого моего поведения. Я вступил в переговоры с врагом. А как еще можно трактовать происходящее? И мои худшие страхи подтвердились, когда я услышал, как она говорит:

— Хорошо, что к тебе пришло понимание. Так тебе будет легче.

— А разве у тебя не было сомнений, когда магия впервые коснулась тебя? — осведомился я.

Я почувствовал, как она вздохнула, и над головой у меня зашелестела листва.

— Конечно, у меня возникали сомнения. У меня были собственные планы и