Мертвецы теснились вокруг. В глаза лезли вывернутые петлями шеи, разнесенные пулями затылки, лица, распухшие от ядовитых газов и таблеток снотворного, перерезанные глотки, располосованные запястья и жуткие следы падений с высоты и автомобильных катастроф. Они носили свою смерть напоказ не как предупреждение, но как свидетельство вечных мук.

Наконец появились первые признаки приближения хозяина. Веревочные петли свисали с потолка, как лианы в тропическом лесу; их приходилось раздвигать руками. Мимо абстрактных скульптур, созданных исключительно из бритвенных лезвий, нужно было идти с большой осторожностью: так Плакальщик представлял себе гостеприимство и домашний уют. Кровавая дымка редела, уступая место ядовитым запахам.

Тут я едва не попал впросак. По разным причинам на моих спутников газы не действовали, а сам я оценил опасность, только когда закружилась голова и перехватило дыхание. Вялые, повторяющиеся мысли уже куда-то отлетали, когда я услышал громкий голос булавки из рога единорога:

— Отравляющие газы, идиот! Принимай меры! Есть же у тебя сельдерей?!

Я сунул мертвеющую руку в карман пальто и вытащил пучок сельдерея. Я всегда ношу с собой немного сельдерея, обработанного разными полезными субстанциями, как раз для подобных случаев. На вкус страшно горько, но в голове прояснилось. Старая штука, и здорово помогает; как-то в гриль-баре «Полет ястреба» меня научил этому Странствующий Доктор.

Среди мусора на каменном полу валялось много оружия и патроны россыпью. Приходилось отбрасывать все это в стороны носком ботинка, но под ногами все равно хрустели таблетки всех цветов радуги. Покойники напирали отовсюду, и некуда было отвести глаза.

Мертвецы теперь заполняли все обозримое пространство, их ряды терялись в клубящемся тумане. Я убедился, что правильно выбрал себе компаньонов: другие давно бы сбежали. Я и сам был недалек от этого. Живым нечего делать так близко от ужасов смерти. На службе Плакальщика состоят все, кто когда-либо лишил себя жизни на Темной Стороне, и потому у него самая большая регулярная армия, не считая армии властей. В местах, где всегда три часа ночи и заря никогда не смягчает смертную тоску, недостатка в самоубийцах нет. На это смотрят сквозь пальцы, ведь Плакальщик никогда не выказывал интереса к политике.

Туман разошелся, как занавес, открыв нечто вроде кубической клетки из ржавого железа, со сторонами по тридцать футов. Стороны клетки состояли из прихотливо пересекающихся металлических прутьев. На такие же прутья, пронизывающие внутренность клетки во всех направлениях, было насажено немыслимым образом растянутое и изуродованное тело хозяина По бледной коже, обтягивающей деформированную плоть, струился обильный пот. Что он означает, боль или удовольствие?.. Я не мог отделаться от мысли, что когда-то, быть может, это существо было человеком.

Интересно, клетку ли построили вокруг Плакальщика или он сам вырос внутри? Ничего похожего на дверь ни в одной из шести сторон клетки не наблюдалось. Нечеловечески длинные руки и ноги бросали вызов всем законам анатомии, безобразно и многократно вывернутый торс удерживался на месте немилосердной сталью. Признаков дыхания или сердцебиения заметно не было, и там, где прутья пробивали тело, не выступала кровь. Кожа, впрочем, была покрыта густыми волосами, которые свивались в странные узоры, неудержимо притягивающие взгляд. Лицо, расплющенное железными прутьями, смотрело на нас одним глазом: из соседней глазницы выпирало ржавое острие. Нос не то сгнил окончательно, не то был откушен, ушей тоже не было. Изо рта, похожего на гноящуюся рану, торчали металлические зубы, а широкий проломленный лоб украшали козлиные рога.

Избави боже увидеть такое. Слишком много уродства даже для нашего мира . ., … .

От чудовища разило отчаянием, ненавистью, неисполненными желаниями и самоубийственной тоской. Разило так, что начинала кружиться голова Разумеется, все это были чужие беды. Внезапная смерть, впустую потраченная жизнь, самоубийство, погибшие надежды и погубленные семьи — для него лишь питье и пища.

— И какой идиот придумал заявиться сюда? — пробормотал под нос Грешник.

Здесь не хотелось повышать голос, как в церкви.

— Ты придумал, — напомнил я.

— Зачем же было меня слушать?

От дуновения ветра сгусток тумана рядом с клеткой рассеялся, открыв останки хрупких сестриц из Роя. Груда из сотен, если не тысяч, хитиновых скорлупок возвышалась, как пирамида. Мне стало нехорошо. Отовсюду торчали перебитые лапки, фасеточные глаза на страшноватых мордочках смотрели в никуда, жвала навсегда замерли. Смирились наконец… Хрупкие сестрички — не такой уж славный народ: генетические диверсии, культ насекомых, набеги на подсознание — кого этим обрадуешь? Сестриц никто не любил. Но видеть их здесь сваленными в кучу, как подношение Плакальщику… Лучше бы мне плюнули в лицо.

Голос у хозяина оказался такой, какой мог быть у Иуды во время Тайной вечери.

— Все они остались здесь. — В мертвой тишине зала негромкий скрипучий голос разносился далеко. — А искали они тебя, Джон Тейлор. Хотели устроить засаду и раскопать твои секреты на столе патологоанатома. Включить твою наследственность в свой генофонд. Они были уверены, что ты здесь появишься, они узнали у твоего оракула. Им следовало расспросить его подробнее — поняли бы, что беспокоить моих гостей нельзя, как и путаться у меня под ногами. Так что я сам устроил им засаду: заманил сладкой ложью, в которую им захотелось верить, и заставил перебить друг друга Погибли все до единой. Кричали они очень хорошо, убедительно для насекомых. Теперь ульи пусты и будут стоять пустыми вечно. Мой подарок тебе, Джон Тейлор.

— Спасибо, — выдавил я. — Очень любезно… с твоей стороны.

— Не стоит благодарности. Любезностей, кстати, я не делаю. Что привело тебя ко мне?

— Я расследую происхождение Темной Стороны по поручению одной из номад, известной как леди Удача В этом деле со мной сотрудничают Безумец, Грешник и демон по имени Сладкая Отрава. Я уже встречался с Мерлином Сатанинским Отродьем и Герни-охотником.

Мне очень хотелось назвать еще парочку громких имен, но в присутствии Плакальщика мое умение гладко врать как-то усохло. Я перевел дух и продолжил прямо и без затей:

— Кем и с какой целью создана Темная Сторона? Что ты можешь рассказать об этом?

— Темная Сторона гораздо старше меня, — зловеще промурлыкал Плакальщик. — Она старше всех, кого я знаю. Ответы знает… твоя мать. Разыщи ее — и спрашивай.

— Что ты о ней знаешь?

— Твоей матери долго не было с нами, но теперь она вернулась. Повезло же нам. Бабалон, Бабалон[6]. Много тысячелетий назад потребовалась вся армия Света и Тьмы, чтобы избавиться от нее. А чтобы вернуть, хватило трех смертных идиотов.

— Трех человек, — повторил я, лихорадочно соображая. — Мой отец, разумеется, Коллекционер и… неужто Уокер?

— Кто же еще? Трое верных друзей, преисполненных великими планами и благими намерениями…

Наш хозяин замолчал. Из угла его рта потек гной, но единственный глаз пытливо уставился на меня. Что бы такое сказать? Беседа идет явно не по плану, как, впрочем, и весь сегодняшний день…

— Однажды мне пришлось встретиться с Перворожденными, — решился я. — Как-то в Некрополе несколько древних демонов вселились в тамошние тела. В числе прочего они говорили о моей матери. «Пришедшая первой в этот худший из миров вернется снова». Что они хотели сказать?

— Она вернулась, и Темная Сторона уже никогда не будет такой, как прежде. Когда-то здесь не было властей, которые ограничивают амбиции и аппетиты, и все мы резвились свободно, ничем не сдерживаемые — силы Света и силы Тьмы, те, кто выбрал свою сторону, и те, у кого выбора не было. Так оно и задумывалось во времена чудес и чудовищ, прекрасных снов и гордыни, ведущей к падению, времена, когда все возможно. Теперь мы уже не те. Темная Сторона начиналась, когда мир был молод. Больше никогда не будет царства столь необузданного, свободного и славного.

— А что случилось… тогда? — спросил я.

— Мы изгнали твою родительницу, ибо хотели свободы от ее наставлений, но вышло так, что без нее мы заблудились. Потенциал Темной Стороны не был использован из-за нашей… ограниченности, и нам осталась только тень великих возможностей. Мелочное честолюбие да удовольствия украдкой, по определенной