себя, и только тогда он медленно выбрался из коробки, как пугливый зверь, готовый при первом признаке опасности броситься в бегство. В грязных лохмотьях, оставшихся от старой шинели, он мог показаться обычным бродягой, если бы не оленьи рога у него на лбу. Герни оказался ниже ростом, чем я думал: не более пяти футов, широкоплечий и сутулый, как неандерталец. Задубевшая кожа широкого и уродливого лица потрескалась, глаза глубоко запали, безгубый рот судорожно кривился. Пахло от него, даже по понятиям Темной Стороны, скверно, но это был мускусный звериный запах. Крупной, тяжелой рукой он сжимал чашу для подаяния, сделанную из человеческого черепа.

— Не очень похож на бога, да? — Голос был глубокий, раскатистый, с акцентом, какого мне не доводилось еще слышать. — Странно, что я все еще здесь. Но даже сейчас кое-кто поклоняется мне. Хиппи нового времени, главным образом. Вера все еще сила, и привередничать не приходится. Герни-охотник теперь лишь детская сказка, я знаю. Никто больше не хочет приносить кровавые жертвы. Прекрасно их понимаю: я никогда не был удобным богом. Герни олицетворяет преследование и убийство, мать-природу с окровавленными когтями и клыками. — Его речь становилась все более уверенной, будто по ходу разговора он вспоминал, как это делается. — Мне приносят жертвы ради удачи на охоте, хорошей погоды или смерти врага,.. Ну и для того, чтобы я держался подальше. Я всегда был опасным и своевольным богом, любил пошутить. Да… я был силен в первобытной магии, высокомерен, брал себе только самое лучшее, мужчины и женщины гибли под моими копытами! Но моя защита очень надежна. Да… С тех пор много воды утекло… С тех пор я очень низко пал. Что вам от меня понадобилось? На улице Богов услуги вполне качественные, а цены разумные. У меня же нет больше ни мудрости, ни власти, ни секретов…

— Нас интересует информация, — сказал я. — Ответы на некоторые вопросы.

Герни отряхнулся, как мокрый пес:

— А я ничего не знаю. Мир ушел вперед, а я остался. Лесов больше нет, одни города. Камень, сталь и кирпич: новая магия, которой я не знаю и которая не знает меня. Терпеть не могу города. Терпеть не могу Темную Сторону. Терпеть не могу старость. Хочешь увидеть гибель всего, что любил, — проживи на этом свете подольше. — Он пристально посмотрел на меня. — Я хорошо тебя знаю, Джон Тейлор. Достаточно хорошо, чтобы не преклонять перед тобой колени… Зачем пришел? Какие тебе нужны ответы?

— Расскажи про давние времена. Когда ты был молод, а добрая старая Англия еще не была старой.

Щербатый рот растянулся в широкой улыбке:

— Как сейчас помню… ночью, на лунном жеребце летел я впереди Дикой Охоты. Мужчины и женщины были моей добычей. Слишком давно… Когда-то я охотился на людей, теперь живу их объедками. Такая судьба может постичь каждого, о да! Наступит черный день, ты упадешь с обрыва и больше никогда не поднимешься… Люди перестали охотиться и начали пахать землю, крепости превратились в большие города; леса отступили, и с ними пришлось… отступить мне. Человек прирастал могуществом, а я слабел. Темная Сторона… была одним из первых городов, и первая гниль… пошла здесь.

— Одна из первых — то есть не самая первая? — Грешника эта мысль, похоже, поразила.

Герни снова ухмыльнулся:

— Тут мнения разделяются. Разногласия существуют, сколько я себя помню. Спроси старейших. А я скажу лишь, что она и в начале дней была здесь точно так же, как сегодня. Более дикая и свирепая, чем я когда-то.

— Ходят слухи, — начал я, осторожно подбирая слова, — что сотворение Темной Стороны и жизнь моей матери каким-то образом связаны. Может…

Герни непринужденно пожал плечами:

— Точно не знаю. У меня, правда, есть мнение. Мнение — это вроде задницы, есть у всякого. Так вот, я думаю, что твоя мать — королева Маб, первая королева волшебного царства, еще до Титании. Душенька Титания… Да, я помню Маб. Прекраснее, чем рассвет, могущественнее времен года. Пройдет по вспышке молнии, станцует на лунном луче, покорит тебя одним взглядом и забудет, пожав плечами. Королева Маб, великолепная и ужасная. Сегодня жители волшебного царства редко о ней вспоминают, но все еще боятся возвращения… Ее аккуратно вычеркнули из всех сказок и тайных книг, заменив на крошку Титанию. Но не все, не все мы забыли королеву Маб.

— Что же случилось? Герни нехорошо улыбнулся:

— Спроси Тэма О'Шентера. Того, кто танцует на собственной могиле. Того, кто гложет вырванное из груди сердце соперника и сжимает в руках его кости. Да, мы тогда относились серьезно к нашим… сердечным делам. И страсти у нас были не такие мелкие, как нынче, и трагедии настоящие. У таких, как мы, смерть не стояла за плечами. Судьба и Предназначение — вот наша история! — Герни склонил набок уродливую голову, будто прислушиваясь. — Помню, как обитатели волшебного царства покидали миры людей, когда стало ясно, что холодное железо победит, а города и цивилизация возобладают окончательно. Ушли, спрятались от солнечных лучей в скрытом от глаз тайном мире. Вот так. Я упустил свой шанс: не пошел с ними. Мне предлагали! С волшебным царством у Герни всегда было больше общего, чем с чумазым человечеством. Надо, надо было уходить, но я остался, чтобы бороться, и проиграл — мир переменился до неузнаваемости и нет в нем теперь для меня места. Герни-охотник перед вами, на дне и среди отверженных, это его епитимья.

— За что? — прошептала Сладкая Отрава.

Не сводя с меня глаз, он забрался обратно в коробку.

— Спрашивайте Владыку Терний. А теперь убирайтесь, или я убью вас всех!

Мы повернулись и пошли прочь. Было слышно, как падший бог плачет. Пора идти. Здесь мы больше ничего не узнаем… Куда опять делся Безумец?..

— Наш следующий шаг? — спросил я. — Принимаются любые предложения.

— К Владыке Терний? — предположил Грешник. Я поморщился, и не я один: Сладкая Отрава тоже не обрадовалась.

— Не раньше чем испробуем все другие пути. Я говорю совершенно серьезно: Владыка Терний — наше самое последнее средство. Его даже Уокер побаивается, и на то есть веские причины. Зачем самим лезть в пекло?

— Герни сказал…

— Не стану спорить. Следующее предложение?

— Ладно, а как насчет Плакальщика? — спросил Грешник.

Тут я не поморщился, но содрогнулся:

— Да зачем нам сдался этот сумасшедший монстр?

— Затем, что Герни сослался на старейших, — упорствовал Грешник, — а Плакальщик старше всех, кого я когда-либо знал.

— Логично, — согласился я. — Вопрос только в том, как к нему подойти. Захочет ли он говорить? На Темной Стороне не станешь старейшим из Могущественных за счет дружелюбия и контактности. А сегодня никто не способен даже определить нынешнюю природу этого существа, ясно только, что Плакальщик перенасыщен магией смерти, и на этой почве у него съехала крыша. Мне даже его имя произносить вслух не хочется: вдруг подслушивает? Он ведь может оказаться демоном или номадой, а то и настоящим оборотнем. Никто не знает… А вот слава пожирателя душ за ним есть.

Грешник, похоже, не испугался:

— Прежде всего, он старше Герни, и это главное. Если кому-то известно, сколько времени существует Темная Сторона, я бы поставил на Плакальщика.

— Очень мило. Значит, мы просто заявимся в гости без приглашения и начнем задавать вопросы…

— Можешь спрятаться за моей спиной, не возражаю, — предложил Грешник. — Так или иначе, решать тебе, Джон. Вопрос только в том, насколько тебе это нужно. Настолько, чтобы лезть в логово Могущественного и Владыки?..

— В конце концов, не впервой… — начал я.

— Ребята, — перебила Сладкая Отрава, — у нас, по-моему, проблемы с Безумцем.

Я оглянулся. Безумец танцевал среди убожества Крысиных аллей. Следы его расцветали яркими цветами, пробивавшимися между булыжников мостовой и сквозь трещины в черной от грязи кирпичной кладке. Он остановился и поклонился; под ногами у него тут же забил ключ. Один из бродяг, зачерпнув жидкость жестяной кружкой, попробовал и радостно объявил:

— Это виски!