– Раджа пребывает в раздумьях относительно блага державы… – загнусавил брахман, но принц раздраженно тряхнул поводьями и бросил через плечо косой взгляд.
Дескать, это мы еще у Словоблуда проходили: говорить, ничего не сказав!
Брахман понял, и маска лицемерного почтения к раздумьям царя относительно блага державы мало- помалу сползла с черепашьей мордочки.
– Твой великий отец только что ездил свататься, – оказывается, и советники умеют говорить коротко и толково. – Для того и меня взял: негоже царю просить самому за себя!
– Свататься?!
Гангея опешил. До сих пор ему и в голову не приходило задуматься: почему Шантану-Миротворец лишен детей, кроме него, Гангеи, и избегает женщин?
В историю отношений отца и мамы он посвящен не был.
Острые глазки брахмана жгли спину. Старец молчал, но в молчании его крылась тьма вопросов и ответов. Тем более что и сам наследник престола за четыре года, проведенные в Хастинапуре, ни разу не сходился с женщинами – хотя предложений было более чем достаточно!
Иногда ты удивлялся собственной холодности: почему тебя не одолевают желания, обуревавшие большинство сверстников? Неужели сын Ганги и Шантану-Миротворца бесплоден подобно мулу, сыну жеребца и ослицы?! Сравнение выглядело кощунственным, ты гнал его прочь, но время от времени оно возвращалось. Именно в такие дни ты ложился спать позже обычного, стараясь измучить тело воинской наукой, и видел один и тот же сон: темница без выхода. Тюрьма смыкалась вокруг, грозя похоронить в себе, безнадежность любовницей висла на шее, ревнуя к жизни, и шептала слова страсти, называя тебя странным именем.
'Дья-а-а-ус!' – стонами оглашало кромешную тьму.
Имя прирастало к коже; и утро было избавлением.
Однажды ты зашел в дом гетер, провел там около часа за приятными разговорами и игрой в 'Смерть Раджи', после чего удалился.
Уединяться с любой из красавиц только для того, чтобы доказать самому себе собственную мужественность, казалось постыдным.
Приятней было думать, что годы учения у величайшего из аскетов заложили и в твою душу зерно подвижничества, не позволяя расходовать драгоценное семя попусту! Говорят ведь: у тех, кто много лет предается аскезе, из ран течет не кровь, а все то же семя, которое подвижник во время медитаций подымает вверх по внутренним каналам!
Сомнение хихикало, прячась по темным углам, и напоминало: из царапин на теле Рамы-с-Топором текла обычная кровь.
Или если это было мужское семя – то красное от подвижничества и соленое от аскезы.
А на вид – кровушка себе и кровушка!
Брахман-советник пожевал запавшими губами и кинул в рот семя кунжута – от грудной жабы.
– Мои слова удивили наследника? Странно, странно… Царь не раз делился со мной, недостойным, сокровенными мыслями: сын целыми днями пропадает на ристалище, война – его единственная утеха… Неровен час, погибнет в бою лет через пять или десять; а я на пороге старости, пора бы озаботиться продолжением рода!
– Озаботился? – машинально спросил Гангея, сворачивая с 'Пути Звездного Благополучия' на проспект Малыша, названный так в честь Западного слона-Земледержца.
Главные магистрали города шли строго с севера на юг, их под прямым углом пересекали улицы и переулки, образовывая прямоугольные кварталы. Такая планировка столицы всецело учитывала направление южных муссонов, хорошо продувавших Хастинапур по центральным проспектам; а поперечные улочки в свою очередь были доступны восточным и западным лучам солнца.
– Увы, господин мой, сердце брахмана полно скорби! Великому радже, тигру среди царей, было отказано в его сватовстве!
– Да?! И кто же посмел отказать Шантану в руке своей дочери?!
– Некий царь рыбаков, о господин мой, который блаженно живет близ слияния Ганги и Ямуны. Этот Индра рыболовов, наделенный сотней добродетелей, долго говорил с твоим отцом с глазу на глаз, после чего раджа покинул обитель сего счастливейшего из служителей сети и невода, велев нам отправляться в обратный путь!
Заорав на мулов, сын Ганги натянул поводья и стал разворачивать колесницу. Брахман-советник изумленно смотрел на него, разинув беззубый рот; прозрачные ручки старика мелко тряслись – впрочем, в силу возраста они тряслись почти всегда.
Закончив разворот, наследник престола хлестнул упряжку и помчался к воротам. Поравнявшись с дружиниками-спутниками на скрещении улиц, он придержал животных и во всю глотку рявкнул:
– Собрать ваш десяток, и на двух колесницах – остальные конно – следовать к предместьям! Будут задерживать, скажете: приказ наследника! Форма одежды – парадная! С гирляндами! Свататься едем!
И, прямо в ошалевшие физиономии дружинников:
– Да не меня, дуроломы, – царя сватать будем!
Мартышка на его плече возбужденно подпрыгивала и корчила рожи брахману-советнику.
Глава восьмая
СУДЬБА ПОКАЗЫВАЕТ КОГТИ
– Привал! – махнул рукой наследник, и возничий послушно остановил колесницу.
