- Патрик, - сказал СП, - надо их обыскать, а потом, пожалуй, запустим их в камеру к Берте.

Альфредо так и подскочил:

- Берта здесь? Вы арестовали милую бедняжку Берту?

Старший полицейский кивнул, и Альфредо решительно повернулся к нему:

- Запомните, если вы посадите меня в камеру, где сидит Берта, я напишу жалобу в управление тюрем!

Старший полицейский успокоил его:

- Не бойся! Вы получите каждый такую маленькую одиночную камеру, какая вам и не снилась.

Альфредо напустил на себя благородный вид и дал себя обыскать. Расмус вытянул шею: ему хотелось увидеть, что это папа выкопал у Альфредо в карманах.

- Боже мой, что это такое? - сказал папа.

Протянув руку, он показал СП маленького серого игрушечного крысенка с заводным ключиком сбоку.

- Ах, это веселая маленькая игрушка, - объяснил Альфредо. - Вчера, когда шел дождь, Эрнст играл с крысенком весь день; Боже, сжалься надо мной, как злилась Берта!

Расмус и Понтус посмотрели друг на друга, и Понтус чуточку хихикнул: он вспомнил, как однажды давным-давно хихикал из-за этого крысенка.

- Крысенок мой, - сказал Расмус.

Альфредо кивнул:

- Да, отдай его шалопаям-мальшишкам, я полушил его от них.

Расмус взял крысенка. Он сохранит его на память о всемирно знаменитом шпагоглотателе Альфредо!

Затем папа выудил часы из нагрудного кармана Альфредо. Расмус и Понтус видели их еще раньше. Это были дешевые серебряные часы с эмалевым циферблатом.

- Ах, мои шасы, неужели у вас нет сердца и вы отнимете их у меня! - умоляюще произнес Альфредо. - Мои самые первые шасы, вы отнимете их!

Расмусу стало почти жаль его, когда папа только покачал головой и положил часы ко всем остальным вещам.

- К сожалению… - любезно произнес его отец. - Стало быть, это старое воспоминание детства?

Альфредо подмигнул ему:

- Да, в моей юной жизни это были самые первые часы, которые я стибрил. Ничего не поделаешь, становишься немного сентиментальным, да, сентиментальным.

Эрнст с отвращением посмотрел на него.

- И слышать не хочу, как ты все врешь, - вполголоса пробормотал он. - Вчера ты говорил, что часы достались тебе по наследству от дяди Константина.

Но Альфредо его не слушал, он заискивающе улыбался полицейским властям и больше уже не был человеком конченым. Он был теперь идеальным, образцовым заключенным, готовым изо всех сил угождать полицейским и тюремщикам и развлекать их легкой шуткой в подобающий момент.

Вскоре обыск Альфредо закончился, и, пока регистрировали его личные вещи, он бесцеремонно опустился на скамейку, где Расмус и Понтус сидели с Глупышом.

- Да, присяду-ка я, пожалуй, здесь и поболтаю с шалопаями-мальшишками, - сказал он. - Подвиньтесь- ка!

- Ты ведь хотел пристрелить нас, - пробормотал Расмус.

- Только немножко выстрелить в воздух. Подвиньтесь!

Они подвинулись, чтобы он мог втиснуть свою огромную тушу рядом с ними.

- Ну, так говорите же, - потребовал он.

Он, разумеется, считал, что их долг - развлекать его, поскольку они доставили его сюда, а все остальные как раз в этот момент были заняты.

Понтус напрягся изо всех сил, придумывая тему для разговора.

- Ты все равно - самый заправский старый ворюга, да, именно так, Альфредо! - заявил он в виде небольшого вступления.

Альфредо кивнул:

- Да, да, я заправский старый ворюга, поэтому на меня и надели такие красивые манжеты.

Расмус в раздумье - ему было не по себе - посмотрел на его наручники.

- Хотя, собственно говоря, ты ведь все равно думаешь, что быть вором здорово?

Альфредо покачал головой:

- Если собираешься избрать эту карьеру, будь готов ко всему понемножку.

- Ш-ш-ш, - прошептал Расмус, - и не мечтай, чтоб я стал каким-то там вором.

- Вот как, а я-то думал, ты хочешь полушить от меня то, что называется консультацией по выбору профессии? Не-а, Расмюс и Понтюс, вам, верно, никогда не бывать какими-то там ворюгами. Остерегайтесь только булавок, - сказал он.

Понтус вопросительно взглянул на него:

- Булавок?

Альфредо кивнул:

- Да, инаше вам ни ворами, ни шпагоглотателями не стать. С булавок и нашалась моя погибель.

- Как это? - спросил Расмус.

- А вот так! Штобы стать шпагоглотателем, нашинаешь еще маленьким ребенком глотать булавки. А где бедному маленькому ребенку взять булавки, если не украсть их? Ну, а дальше сами знаете, как это бывает… Нашинаешь с булавки, коншаешь серебряными кубками… Так со мной и было.

Расмус взглянул на часы. Скоро пять… ничего себе воскресное утро! Он зевнул, и тут к ним подошел отец:

- Послушайте-ка, ребята, вы свое дело сделали. Я думаю, бегите-ка домой!

Он погладил Расмуса по взъерошенным волосам:

- Забирай Глупыша, иди домой и ложись спать, иначе ты не проснешься к тому времени, когда мы пойдем на весенний праздник.

Альфредо сказал с философским видом:

- Подумать только, какой шудной может быть жизнь! Одни идут на праздник, а другие под арест!

- Да, само собой, - сказал Расмус. - Но ведь это немного зависит и от того, как себя поведешь.

Альфредо заискивающе улыбнулся его отцу.

- Этот Расмюс - красивый и умный ребенок! Хотя и непришесанный, - добавил он, бросив взгляд на взъерошенную шевелюру мальчика. - Если пойдешь на праздник, тебе придется немного пришесаться, так мне кажется.