спешил убрать с нее палец. Наконец шаги послышались уже у самой двери и злой мужской голос спросил:
– Чего надо?
– Откройте, милиция, – придав голосу побольше твердости, требовательно произнес Валера.
– Вот еще, разбежался! Какая такая милиция? Может, вы жулики, обманом хотите ко мне проникнуть! Хрена вам!
– Откройте, Карагодин, – подал свой голос Салтыков. – Некогда нам тут шутки шутить!
Услышав свою фамилию, Карагодин открыл дверь и нехотя посторонился, пропуская следователей в прихожую.
– Чего надо? – нелюбезно встретил он незваных гостей.
– Пока поговорить. А там видно будет, – спокойно ответил Салтыков и пошел в комнату. Карагодин, недовольно бурча, двинулся вслед за ним. Маленькую процессию завершали Крупнин и Гоголев.
– Что это вас так много? – поинтересовался Карагодин, независимо разваливаясь на диване. Дескать, мне бояться нечего, я человек честный.
– Несколько вопросов надо задать. – Салтыков не посчитал нужным объясняться с Карагодиным.
– Валяйте, – согласился Карагодин, придвигая ногой к себе черепаху. Она замерла, высунув из-под панциря голову и медленно поворачивая шеей из стороны в сторону, будто пыталась что-то разглядеть. Валера с детским изумлением взирал на нее. Он никогда еще не видел так близко черепаху. Увидев ее маленькие злобные глазки, он покачал головой и подумал: «Вот страхолюдина, и на фига держать такую? Небось, еще и кусается...»
– Вы Игорь Карагодин? – Уточнил Салтыков, открывая блокнот.
– Ну, да! – невозмутимо ответил Карагодин, почесывая проплешину на голове.
Валера уже забыл о черепахе, которая на мгновение отвлекла его внимание, и теперь сосредоточился на происходящем.
– Год рождения?
– 1959, город Петербург.
– С кем проживаете?
– Один...
– А с кем разговаривали?
– Когда?
– Когда мы звонили, а вы долго не открывали дверь. Мы слышали ваш голос.
– А, понял. Я гантели поднимал. Уронил одну. Она покатилась, а тут Поручик выполз. Я его и заругал, чтоб не шлялся под ногами. А то зашибу ненароком...
– Странное имя для черепахи, однако... – удивился Валера.
– Моя черепаха, как хочу, так и называю, – не слишком вежливо ответил Карагодин.
– Где вы были тридцать первого декабря с двадцати двух до двадцати четырех часов ночи?
Карагодин помрачнел и задумался.
– Я тогда выпимши был... Гулял по Питеру, искал себе компанию на Новый год. Ну, с девушкой хотел какой-нибудь познакомиться, чтоб не скучно было.
– И как, нашли?
– Нет, одиноких не было. Либо с подругами – а на кой мне две? Либо с мужиками.
– Так-таки и не было одиноких? – уточнил Гоголев, строго глядя на опухшую помятую рожу Карагодина.
– Не было, – замялся Карагодин. – я потом замерз и домой пошел.
– В каком районе вы гуляли?
– Cначала по Лиговскому проспекту, дошел до Площади Восстания, потом завернул на Невский, оттуда на Литейный...
– А в чем вы гуляли?
– Понятно в чем – как обычно. В шинели и бескозырке, – бесхитростно ответил Карагодин, не чувствуя подвоха.
– Вы можете нам показать свою одежду, в которой гуляли?
– Cмотрите, коли вам интересно.
Карагодин принес из прихожей шинель и бросил ее на кресло. Салтыков взял шинель в руки, стал ее внимательно рассматривать.
– Вы говорили, что были в бескозырке. А где она?
Карагодин угрюмо насупился и буркнул:
– Потерял я ее... Спьяну.
– Обстоятельства помните?
– Чего? – Карагодин непонимающе уставился на Гоголева.
– При каких обстоятельствах вы потеряли бескозырку?
– Не помню, я же пьяный был, поддал сильно, для сугреву.
– Вы сможете опознать свою бескозырку, если мы вам ее покажем?
– А что, вы ее нашли? – обрадовался Карагодин. – Я свою бескозырку завсегда узнаю.
– Тогда одевайтесь, проедем с нами.
Сидя на заднем сиденье между Гоголевым и Крупниным, Карагодин все не мог поверить:
– Это ж надо, нашли! А я все переживал. Она же мене дорога как память, я в ней на Балтфлоте сколько служил...
В кабинете Гоголева Карагодина усадили на стул, и Валера вручил ему бескозырку, которую вытащил из пластикового пакета.
– Точно моя, – радостно воскликнул Карагодин, повертев ее в руках. – Я ж говорил – сразу узнаю!
А чего это вы ее в пакете держите? Прямо как ценность какую...
– Вещественное доказательство всегда в пластик кладут, для сохранности, – невозмутимо пояснил Салтыков.
– Не понял! Что за вещественное доказательство? Вы мне толком объясните...
– Карагодин, может, хватит дурака валять? Уголовный розыск потерянными вещами не занимается. Вы лучше припомните, где оставили бескозырку. – Салтыков сурово смотрел на глупо улыбающегося Карагодина и не мог решить – то ли тот действительно не понимает, чего от него хотят, то ли притворяется.
– Да я же говорил уже, что не помню. Выпимши сильно был, а когда забрел в тот двор на Литейном, отлить приспичило, потом еще выпил – замерз очень.
– А дальше что было? Выпил, отлил, опять выпил... Это мы уже усвоили. Продолжайте, Карагодин, что вы делали дальше?
– Cпать захотел, домой пошел... – Лицо Карагодина покрылось испариной, и он рукавом вытер лоб.
– Так, Карагодин, вижу, вы не хотите говорить. Тогда я вам напомню, где вы потеряли бескозырку.
В лифте. Рядом с трупом девушки!
– Каким трупом?! Какой девушки? Гражданин следователь, я никакого трупа не видел! Ну привязалась ко мне какая-то девка, я пьяный был, ничего не помню... – Карагодин растерянно переводил взгляд с Салтыкова на Крупнина, потом на Гоголева.
– Девушка к вам сама подошла? Ей захотелось познакомиться с такой пьяной рожей? Вы слишком высокого мнения о собственной персоне, Карагодин. Надо же какой неотразимый! Кончай, Карагодин, лапшу на уши вешать. Не понимаешь, что тебе грозит? – Салтыков перешел на «ты». Комедия, которую разыгрывал допрашиваемый, ему уже порядком надоела. – Колись, запишем явку с повинной. Твоя бескозырка рядом с трупом изнасилованной девушки валялась. Тут уж не отвертишься...
– Изнасилованной?! – В глазах Карагодина появился страх, он обхватил голову руками, пытаясь что-то вспомнить.
– Девушка была... Да... Я не хотел говорить, стыдно было. Здоровый мужик, а она меня так исколошматила... Она мне чуть яйца не отбила! – Обиженно вспомнил он.
– Я б тебе их вовсе оторвал! – Салтыков стал закипать. – Давай по порядку. Я тебе помогу вспомнить твои подвиги. Где ты там пил и отливал? Помнишь?
– Я зашел в подворотню, в арку такую. Там справа во дворе садик – кусты, я там стоял. А тут она идет в
