Сделалось темно. Буйно, крупными кляксами застучал вдруг по крыше барака дождь. Вошла старушка- секретарша, мать Бориса, и, тихо перемещаясь по офису, подняла полости шторы на окне и включила две лампы.
– Леня, – сказал я, – они правы. Берите с них меньше за дорожное время.
– Пошел ты на хуй! – сказал Косогор. – Коллаборационист! Я часами путаюсь на их ебаных хайвэях. Пускай тогда Барни возит меня. Если он будет шоферить, я не стану брать с них денег на дорогу.
– Леонид, у меня есть свои обязанности в фирме, – сказал Барни. – Если я стану твоим персональным шофером, ты будешь обходиться нам втрое дороже.
По лицу Бориса стекал пот. Он выдернул клинекс из коробки на столе и стал промокать физиономию. Барни, сунув руки в карманы, расхаживал за нашими спинами. Мне представилось, что сейчас он остановится и даст Косогору кулаком по голове.
Зазвонил телефон. Борис, как мне показалось, радостно схватил трубку.
– Йес!
– Ну, в общем так, – сказал Косогор вставая. – Я поехал домой. Пока не получу чек, я работать не буду. Они мне должны мани за четыреста рабочих часов. Гуд бай, Барни! – И неторопливой походкой кадрового рабочего, которому вкалывать всю жизнь, торопиться некуда, Косогор отправился к двери офиса.
– Shit![57] – воскликнул Барни. – Эдвард, объясни мне, почему он такой трудный? Ты же не такой.
– Я другого поколения. Думаю, Барни, что власть и хозяин для Леонида – одно и то же. Хозяин – враг. С хозяином нужно обращаться сурово.
– Но он же просидел десять лет в ГУЛаге, Эдвард!
– Что это меняет, Барни?
– Эдвард, поговори с ним, а? Он не так уже неуязвим, как ему кажется. Конечно, у него редкая профессия, но в несколько месяцев я смог бы найти ему замену. Дело в том только, что у нас не всегда есть работа, мы еще не развернулись полностью. Леонида это устраивает, а американский парень захочет быть полностью занятым…
– Эй, пиздюк! – крикнул появившийся в двери опять Косогор. – Ты поедешь со мной или пешком пойдешь в Манхэттан?
– Иду! – сказал я.
Барни подморгнул мне, а Борис поглядел на меня с надеждой.
В «Ромашке» – русском кафе-шопе на углу 1-й авеню и 7-й улицы, – сидя против меня, Косогор ел пельмени, время от времени обнажая единственный золотой зуб. Очки съехали на кончик носа.
– Бляди, не буду с ними работать! Открою свое дело. Мне Роман Давидыч, – Косогор кивком головы указал на хозяина «Ромашки», тот выдавал банки с джинджареллой двум грязным ист-вилледжевским типам, – обещал дать денег. Войти со мной в долю хочет. Я не хуже Барни и Бориса могу тем же бизнесом заниматься.
– Ну как пельмени, товарищи? – Обширный, седой, в белом фартуке поверх рубашки с галстуком, круглоплечий, над нами стоял хозяин.
– Хороши пельмени. Молодец, прокурор!.. Едуард, познакомься с товарищем прокурором! – Леонид довольно оскалился. – Настоящий областной прокурор, ты не думай! Из Западной Украины.
– Это он вас посадил, Леонид? – спросил я.
– Нет, не я. Я других сажал. – Прокурор улыбался, положив руки на бока.
– Дочку бы ты его видел, Едуард. Красотка! Прокурор, хочешь зятя? Поэт! Хороший парень.
– Хороший, – согласился прокурор, оглядывая меня. – Денег у него только нет. Да и русский. Я Светку за местного еврея хочу выдать.
– И он будет сношаться с твоей дочкой через простыню! – загоготал Косогор.
Пошел дождь. Косогор, дав мне пять долларов, послал меня за водкой. У прокурора не было лицензии на продажу спиртных напитков. Из ликер-стора я вернулся насквозь мокрый. Прокурор повесил на дверь табличку «Закрыто», втроем мы уселись за стол и стали пить водку, закусывая ее горячими котлетами по- киевски. Бывший узник ГУЛАГа и бывший прокурор области страстно обсуждали проект открытия ателье по покупке и ремонту медицинского оборудования, а я сидел и тупо разглядывал сквозь все более запотевающую стеклянную стену кафе-шопа Первую авеню. По ней каждые несколько минут проскакивал полицейский автомобиль. После восьми полицейских автомобилей я предложил будущим бизнесменам назвать будущую фирму «Роман энд Леонид».
– А что, хорошо звучит, – одобрил экс-прокурор, и они опять погрузились в восторги и подсчеты, а я вернулся к полицейским автомобилям.
Когда стекло совсем затянуло влагой, я вспомнил о том, что в 2000-ом году у меня назначено свидание в священном городе Бенаресе, Индия, с другом детства. Я не сомневался, что явлюсь на свидание вовремя. Я знал уже, что Великая Американская Мечта не сможет меня удержать.
Coca-Cola Generation and Unemployed Leader[58]
Мы договорились встретиться с Рыжим у кладбища. Не решившись купить ни десять билетов метро за 26.50, ни один билет за четыре франка, я пришел к Симэтьер[59] дэ Пасси из Марэ пешком. Перестраховавшись, я пришел на полчаса раньше. Чтобы убить время – сидеть на скамье на асфальтовом квадрате против входа в симетьэр было холодно, – я зашел внутрь. Могилу-часовню девушки Башкирцевой ремонтировали. Позавидовав праху девушки Башкирцевой, лежавшему в самом центре Парижа, по соседству с фешенебельными кварталами, дорогими ресторанами и музеями, рядом с Эйфелевой башней, я вышел из кладбища и, прикрываясь от ветра воротником плаща посмотрел на часы. Оставалось еще десять минут. Я пересек авеню Поль Думэр, размышляя, тот ли это Думэр, изобретший знаменитые разрывные пули «дум-дум», искалечившие такое множество народу, или не тот? И вдруг
