— безвольно-безразличный ко всему Лукьянов в черной трикотажной шапочке и два сержанта. Следом появились два «бульдога» и встали по одному на створку двери, сзади всех.

Секретарь Департмента Демографии приблизился к группе и с любопытством поглядел на двойника.

— Снимите шапку, — мягко сказал он.

Лукьянов снял.

— Да, несомненное сходство есть. Не правда ли, Спенсер?

Кэмпбэлл внимательно рассмотрел и Лукьянова, и своего босса.

— Yes, сэр, сходство присутствует.

— Если его одеть в мой костюм, отличить будет трудно. Скажите что-нибудь? — обратился он к Лукьянову.

— Скажите что-нибудь? — проимитировал его Лукьянов. Безразлично.

— Его нельзя выпускать на телевидение, — сказал Дженкинс. — Правосудие Америки будет поставлено перед необходимостью осудить человека с моим лицом. Ну и что мне с вами делать, подозреваемый?

— Делайте, что хотите…

— А, наступила апатия… устали спасаться и хотеть жить! «Приемник» вас доканал, да? Однако можете гордиться, вы умрете иначе, чем все это старое мясо в «приемнике». Вы так энергично не хотели и сопротивлялись, что паутина порвалась и выпустила вас. Правда, паук спустился к вам без паутины, но вы умрете индивидуально.

— Вот и наградили бы меня за то, что я сумел прорвать паутину, жизнью?

— Я вас и наградил. Разве не я вытащил вас из «приемника»? Я, я послал за вами лейтенанта. Сейчас вы стоите передо мной как подозреваемый в убийстве Президента.

— Я его не убивал.

— Но вам будет трудно доказать это. Видеосъемка толпы, рутинно производившаяся на Парк-авеню полицейскими службы поддержания порядка на улицах, запечатлела вас и подозреваемого Гарри Джабса на Парк-авеню. Кэмпбэлл, включите видео!

Кэмпбэлл прошел к столу и нажал несколько кнопок. По консоли на стене пошли «youth workers», загремели оркестры, и выплыла физиономия Джабса, затем обрамленная неухоженными волосами физиономия Лукьянова.

— Остановите и увеличьте, Кэмпбэлл.

Кэмпбэлл выполнил приказание.

— Узнаете себя, мистер Лук Янов?

— Это я. Но там находились многие тысячи людей. Что же, они все убили Президента?

— Вопросы здесь задаю я. Что вы делали на Парк-авеню в день убийства Президента?

— Спасался от ваших дэмов. Спрятался в толпе. Я не убивал. Тома Бакли взорвали. Чем я мог его взорвать? Голыми руками?

— Никто не утверждает, что вы лично убили Президента. Но вы подозреваетесь в подготовке и, может быть, осуществлении этого преступления…

— Все что скажете, сэр… — устало сказал Лукьянов. — Не спорю…

— Апатия… я вам подсказываю, что у вас апатия. Вы не так tough,[66] как хотите казаться. Вы устали, вас нет, вы умерли там, в «приемнике». Физически вы еще живы, но психологически мертвы.

Защелкал факс в углу кабинета, выпуская белую ленту. Кэмпбэлл прошел к аппарату, оборвал ленту и вгляделся в текст.

— Сэр, вам будет любопытно взглянуть на это…

— Погодите Кэмпбэлл. Вы труп, Лук Янов, — продолжал Дженкинс. — Странно видеть труп с моим лицом. Живой труп, еще стоящий и издающий звуки.

— Давайте кончать со мной, Дженкинс! За последние дни я устал, словно прожил тысячелетие. Кончайте. Выводите, расстреливайте. Или хотя бы дайте мне поспать. Но предпочтительнее расстрелять меня сразу. Сейчас.

— У нас не расстреливают. Вы будете после приговора, в котором я не сомневаюсь, казнены на электрическом стуле. И вот что я хочу вам еще сказать… — Дженкинс задумался. — Вы, вы все, выйдите из кабинета. Кэмпбэлл, вы останьтесь!

Солдаты и «бульдоги» вышли. Лейтенант Тэйлор — последним.

— Вы, Лук Янов, крайне невезучий тип. На вас наехало колесо государства. Я вам очень сочувствую. Отношусь к вам с симпатией, почти как к брату. Поскольку у вас мое лицо. А у меня ваше. Так вот, вы лежите под государством, и ваша грудная клетка трещит и подается. Скоро государство сломает, сплющит, размозжит вас в лепешку. На вашем месте мог бы быть я, но у меня иная судьба, «карма». Может быть, изначально у вас была моя карма, но перепутались нити судеб, все возможно. Вы, я не сомневаюсь, называете меня сейчас Старым Драконом, зловещим аскетом, злобным старцем. Называете, нет сомнения. Вы хотели бы убить меня голыми руками, если бы могли. Я автор закона 316, пункт «B». А этот закон выгнал вас из вашей тараканьей щели, где вы пролеживали ваш писательский диван. Но если вы взглянете честнее на последние дни вашей жизни, то будете вынуждены признать, что они ярче, сильнее, интенсивнее, чем шестьдесят пять лет, прожитые вами в полусне. Старый Дженкинс не виноват в том, что вы проспали себя. А вы себя проспали… — Дженкинс остановился. Кэмпбэлл стоял с листком факса в руке и открыл было рот. Но Дженкинс продолжал: — Вас, конечно, приговорят… Я знаю, что вы не совершали ни этого, ни какого- либо другого преступления, но вас приговорят. Потому что этого требуют интересы государства. Если бы интересы государства требовали моей смерти, поверьте, я подчинился бы. — Дженкинс подумал. И возобновил свою речь: — Для меня государство — священно. Государство оформляет ничтожные воли и жизни отдельных существ в мощное образование, позволяющее продолжить человека во времени и пространстве. На самом деле Сверхчеловек — это государство. Вы будете раздавлены для блага государства, вы должны гордиться этим. Еще час назад вы были просто объектом закона, направленного на очищение страны от человеческих отходов…

— А вы будете жить, — прервал Дженкинса Лукьянов. — Семидесятитрехлетний, всеми ненавидимый…

— Да. Государству нужно, чтобы я жил. Как можно дольше. В ближайшие дни я стану Президентом Соединенных Штатов, по воле Сената и Конгресса. Впервые мы обойдемся без вмешательства толпы. Став Президентом, я очищу страну от мусора, от лишних людей. Участь стариков разделят, в первую очередь, раковые больные, категория «c»…

— Извините, сэр, я думаю, это очень важно. — Кэмпбэлл вложил факс в руку боссу. Тот пробежал глазами текст.

— Кэмпбэлл, зовите этого типа сюда!

Кэмпбэлл удалился и возвратился с Тэйлором.

— Вы звали, сэр?

— Согласно донесению Отдела уничтожения — оно у меня в руках, — подозреваемый Лук Янов был арестован в вашей квартире. Чем вы это объясните, лейтенант?

— Тем, что я арестовал его раньше, сэр, но не имел времени препроводить под арест и заключил временно у себя. — Тэйлор был спокоен.

— Вы лжете, лейтенант. Согласно выводам донесения, дверь могла быть открыта изнутри, а наручников на подозреваемом не было. Он мог передвигаться по квартире, а следовательно, мог и покинуть ее. Как вы это объясняете, лейтенант? Если можете объяснить! — Дженкинс потряс бумагой.

— Могу, сэр. Объясняю…

Выхватив револьвер, Тэйлор выстрелил несколько раз в Дженкинса и в убегающего в направлении двери секретаря, а затем в окно. Стекла с шумом обрушились на пол. В следующую минуту в кабинет вбежали двое «бульдогов» и оба солдата Тэйлора.

— Измена! — закричал Тэйлор. — Секретарь Дженкинс подло убит из окна! Измена!

«Бульдоги» Дженкинса ринулись к окну. Солдаты Тэйлора встали рядом с ним.

— Измена! — крикнул Тэйлор. — Люди Дженкинса предали его. Стреляйте в изменников!