— Тебе не стоит надеяться на корону. Ты женщина.
— Стало быть, поэтому я каждый раз проигрываю состязания, кто дальше пустит струю? — засмеялась Аша. — Дядюшка, как ни огорчительно признавать, но может быть ты прав. Четыре дня и четыре ночи я пила с капитанами и королями, слушала, что они говорят… и о чем не договаривают… Мои люди со мной, и у меня есть много Харлоу. Еще у меня есть Трис Ботли и несколько других. Но этого мало. — Она подобрала камешек и с плеском бросила в воду меж двух галер: — Я подумываю, не выкрикнуть ли имя своего дяди.
— Какого дяди, — потребовал он ответа: — у тебя их трое.
— Четверо, — уточнила она. — Выслушай меня, дядюшка. Я сама возложу корону из плавника тебе на голову… если ты согласишься разделить со мной власть.
— Разделить власть? Как это? — В словах женщины не было ни капли смысла. Она вздумала стать моей королевой? Виктарион обнаружил, что смотрит на Ашу с такой стороны, с какой никогда раньше не приходило в голову. Он ощутил, что его мужское естество начало напрягаться. «Она — дочь Бейлона», — напомнил он себе. Он помнил ее сопливой девчонкой, бросавшей топоры в дверь. Он скрестил руки на груди:
— На Морском троне место только для одного.
— Так пусть на нем сидит дядя. — Откликнулась Аша. — А я встану за твоей спиной и стану шептать на ухо. Ни один король не может править в одиночку. Даже когда на троне сидели драконы, у них были помощники. Королевский Десница. Позволь мне стать твоей Десницей.
Ни один король на Островах не имел Десницы, чего уж говорить о Деснице — женщине. «Люди меня засмеют».
— Почему ты хочешь стать Десницей?
— Чтобы покончить с этой войной, пока она не покончила с нами. Мы завоевали все, чего хотели… но потеряем все так же быстро, если только не заключим мир. Я оказывала леди Гловер всю свою обходительность, на какую способна, и она обещала, что ее лорд договорится со мной. Она сказала, что если мы вернем Темнолесье, Торрхенов Удел и Ров Кайлин, то северяне уступят нам мыс Морского Дракона и весь Каменный берег. Эти земли слабо населены, но в десять раз больше чем все наши острова вместе взятые. Обменяемся заложниками, чтобы скрепить договор, и каждая сторона поддержит другую, если Железный Трон…
Виктарион тихо рассмеялся:
— Эта леди Гловер играет с тобой как с дурочкой, племянничка. Мыс Морского Дракона и Каменный берег и так наши, как и Темнолесье, Ров Кайлин и все остальное. Винтерфелл сожжен и разрушен, Молодой Волк остался без головы и гниет в земле. Мы получим весь Север, как и мечтал твой лорд отец.
— Возможно, когда наши корабли научатся плавать по лесу. Рыбак может поймать серого кита на удочку, но если не перережет снасти, тот утащит его в пучину навстречу гибели. Север слишком велик для нас и в нем полно северян.
— Возвращайся к своим куклам, девочка. Побеждать в войнах — это дело воинов, — Виктарион показал ей кулаки. — У меня есть две руки, а третья — человеку ни к чему.
— Я знаю одного человека, которому нужен Дом Харлоу.
— Хото Харлоу предложил мне свою дочь в королевы. Если я приму его предложение, то получу Харлоу.
Девочка отшатнулась:
— Лорд Родрик правит Харлоу.
— У Родрика нет дочерей, только книги. Хото станет его наследником, а я королем. — Когда он произнес слова вслух, они прозвучали правдиво: — Вороний Глаз отсутствовал слишком долго.
— Некоторые люди на расстоянии кажутся больше, — предупредила Аша. — Пройдись между костров, если осмелишься, и послушай. Они рассказывают друг другу не о твоей силе и моей знаменитой красоте. Они говорят только о Вороньем Глазе… о далеких землях, которые он повидал, о женщинах, которых он поимел, о мужчинах, которых он убил, о городах, что он разграбил, и о том, как он сжег флот лорда Тайвина в Ланниспорте…
— Львиный флот сжег я, — возразил Виктарион, — своими собственными руками я зашвырнул первый факел на его флагман.
— Вороний Глаз придумал план. — Аша положила руку ему на плечо: — И убил твою жену… не так ли?
Бейлон приказал не говорить об этом, но он умер.
— Он надул ей брюхо. Мне пришлось ее убить. Я хотел убить и его, но Бейлон не позволил свершиться братоубийству в своем доме. Он изгнал Эурона, запретив возвращаться…
— …пока Бейлон жив?
Виктарион поглядел на свои руки:
— Она наставила мне рога. У меня не было выбора. Стань это известно людям, они смеялись бы надо мной, как и Вороний Глаз, когда мы стояли лицом к лицу.
«Она пришла ко мне мокрая от желания», — хвастался он, — «Виктарион выглядит большим, но не там где надо». Но он не стал этого ей говорить.
— Мне жаль тебя, — сказала Аша, — а еще больше ее… но ты не оставил мне выбора, кроме как самой предъявить права на трон.
— Ты не можешь. Ты только зря потратишь воздух на слова, женщина.
— Верно, — ответила она и ушла.
Утопленник
Только когда его руки и ноги онемели от холода, Эйэрон Грейджой выбрался обратно на берег и натянул одежды.
Он бежал перед Вороньим Глазом, как слабак, которым он был прежде, но рокот волн, сомкнувшихся над головой, вновь напомнил, что этот человек мертв. — «Я возродился из моря, сильнее и крепче». — Никто из смертных не в силах испугать его сильнее, чем тьма и кости его души, мрачные и зловещие. — «Скрип открывающейся двери и скрежет проржавевших петель».
При одевании одежда жреца похрустывала из-за соли, оставшейся от последнего купания двух недельной давности. Шерсть липла к груди, пропитанная морской водой, стекающей с его волос. Он наполнил бурдюк водой и закинул его за плечо.
Когда он брел по берегу, на него наткнулся в темноте один из утопленников, отходивший по нужде.
— Мокроголовый, — пробормотал он. Эйэрон возложил ладонь ему на голову, благословил и двинулся дальше. Земля под ногами пошла на подъем, вначале почти незаметно, а потом все круче. Когда он почувствовал между пальцев ног увядшую траву, он понял, что берег остался позади. Он медленно поднимался, прислушиваясь к звуку волн. — «Море никогда не устает, я должен быть столь же неутомим».
На вершине холма возвышались сорок четыре огромных каменных ребра, выраставших прямо из земли подобно стволам гигантских белых деревьев. Один их вид заставил сердце Эйэрона забиться сильнее. Нагга была первым морским драконом, самым могущественным из рожденных морем. Она питалась кракенами и китами-левиафанами, и в гневе могла потопить целые острова, пока ее не сразил Серый Король, а затем Утонувший Бог превратил ее кости в камень, чтобы люди не переставали восхищаться доблестью первого из королей. Ребра Нагга стали столбами и опорами его великого чертога, а ее пасть троном. — «Тысячи лет и еще семь он правил здесь», — вспомнил Эйэрон. — «здесь же он взял в жены русалку и строил планы войны с Богом Шторма. Отсюда он правил камнем и солью, облаченный в одежды из водорослей и увенчанный высокой белой короной сделанной из зуба Нагга».
Но это было в начале дней, когда могучие мужи могли одинаково жить и в воде, и на суше. Замок отапливался живым огнем Нагга, который стал рабом Серого Короля. Стены чертога покрывали, услаждая