— Это верно, милорд.

— Мой кузен слишком добр. Я не собираюсь выселять Ланселя из собственной кровати.

— Лорд Лансель всегда спит в септе.

«Спит с Матерью и Девой, когда собственная теплая женушка находится прямо за дверью?» — Джейме не знал — плакать или смеяться. — «Может, он молит укрепить его член». — В Королевской Гавани ходили слухи, что ранение сделало Ланселя недееспособным. — «Однако, у него должно было хватить ума хотя бы попробовать». — Положение его кузена в этих землях не будет прочным, пока он не обзаведется наследником от своей жены, которая наполовину Дарри. Джейме начал уже сожалеть о порыве, подтолкнувшем его направиться сюда. Он поблагодарил Оттомора, напомнил ему о ванной, и отправил Пека его проводить.

Хозяйская спальня изменилась с его последнего визита, и не в лучшую сторону. На месте прекрасного мирийского ковра на полу лежала старая потрепанная тростниковая циновка, и вся мебель была новой и грубо сделанной. Кровать сира Рэймона Дарри была достаточно широкой для шестерых. У нее был коричневый бархатный балдахин и резные дубовые колонны с виноградными гроздьями и листвой. У Ланселя оказался комковатый матрац, набитый соломой, брошенный прямо на пол у окна, где его, конечно же, могли разбудить первые лучи света. Старая кровать была, без сомнения, либо сожжена, либо разбита, либо украдена, но все же…

Когда принесли кадку, Малыш Лью стащил с Джейме сапоги и помог снять золотую руку. Пока Пек с Гарреттом наполняли кадку водой, Пия подыскала для него чистое белье. Снимая с него дублет, девушка застенчиво косилась на него. Джейме было неудобно видеть изгибы ее грудей и бедер под грубым коричневым платьем. Он обнаружил, что вспоминает то, что Пия нашептывала ему на ухо в Харренхоле, в ту ночь, когда Квиберн отправил ее к нему в постель. — «Иногда, бывая с мужчиной, я закрываю глаза и притворяюсь, будто это вы», — шептала она.

Он был рад, что кадка оказалась достаточно глубокой, чтобы скрыть его возбуждение. Едва он погрузился в покрывшуюся паром воду, как припомнил другую ванну, которую когда-то разделил с Бриенной. Он был нездоров и слаб от потери крови, и от жары у него пошла кругом голова так, что он начал говорить всякие глупости, которые лучше бы оставить невысказанными. На этот раз у него не было никаких оправданий. — «Вспомни свои клятвы. Пия скорее подходит для спальни Тириона, чем твоей».

— Подай мыло и мочалку, — Приказал он Пеку. — Пия, ты можешь идти.

— Да, милорд. Спасибо, милорд. — Произнося слова, она прикрывала рот рукой, чтобы спрятать выбитые зубы.

— Ты ее хочешь? — Спросил Джейме Пека, когда она ушла.

Оруженосец стал малиновым от смущения.

— Если она тебе нравится, бери ее. Она научит тебя некоторым вещам, которые, не сомневаюсь, тебе пригодятся на брачном ложе, и от нее ты вряд ли заведешь бастарда. — Пия раздвигала ноги перед половиной армии его отца и ни разу не залетела, скорее всего девчонка бесплодна. — Если переспишь с ней, будь с ней добр.

— Добр, милорд? Как… как мне… как я…?

— Теплые слова. Мягкие прикосновения. Тебе на ней не жениться, но как только окажешься с ней в постели, веди себя будто это твоя невеста.

Паренек кивнул.

— Милорд, я… а где мне с ней? Здесь нигде нет места чтобы… чтобы…

— …остаться наедине? — Улыбнулся Джейме. — Мы пробудем на ужине несколько часов. Матрац выглядит ужасно, но, тем не менее, вполне сойдет.

Глаза Пека вылезли на лоб.

— На постели вашей милости?

— Если Пия знает свое дело, потом почувствуешь себя лордом. — «Кто-то же должен, наконец, воспользоваться этим несчастным матрацем».

Когда позже Джейме Ланнистер пришел на вечерний пир, на нем был красный бархатный дублет, с парчовыми вставками, и золотая цепь с черными брильянтами. Он нацепил свою золотую руку, отполированную до нестерпимого блеска. В этом месте не пристало появляться в белом. Его долг подождет его в Риверране, а сюда его привела черная нужда.

Большой зал Дарри был назван большим только из вежливости. Столешницы, поставленные на козлы, были расставлены от стены до стены, а потолочные стропила были черны от копоти. Джейме усадили на возвышение по правую руку от пустующего кресла Ланселя.

— А что мой кузен, не придет ужинать? — Спросил он, усаживаясь.

— Милорд предпочитает поститься. — Ответила жена Ланселя, леди Амарея. — Он горюет по несчастному Верховному Септону. — Она была длинноногой, полногрудой, подтянутой девицей около восемнадцати лет. С виду вполне здоровая женщина, хотя ее узкое, лишенное подбородка лицо напомнило Джейме о бедняге его кузене Клеосе, который всегда был чем-то похож на ласку.

«Постится? Так он куда больший идиот, чем я предполагал». — Вместо того чтобы морить себя голодом, его кузен должен был во всю стараться, заводя собственного похожего на ласку наследничка. Ему стало интересно, как сир Киван отнесся к новой причуде своего сына? Может, именно поэтому дядя уехал так быстро?

За тарелкой гороховой похлебки с беконом леди Амарея поведала Джейме, как ее первого супруга зарубил сир Грегор Клиган, когда Фреи еще сражались за Робба Старка.

— Я умоляла его не уходить, но мой Пэт был таким храбрым, и поклялся, что именно он победит это чудовище. Он так хотел прославиться.

«Как и все мы».

— Когда я был оруженосцем, я поклялся сам себе, что именно я зарублю Улыбчивого Рыцаря.

— Улыбчивого Рыцаря? — Растерялась она. — А кто это?

«Скачущая Гора моей юности. Он был вдвое меньше, зато и вдвое безумнее».

— Был такой разбойник. Он уже давно мертв. В общем, никто. Не тот, о ком нужно беспокоиться вашей милости.

Губы Амареи задрожали. Из карих глаз ручьем побежали слезы.

— Простите мою дочь, — сказала сидевшая рядом пожилая женщина. Леди Амарея притащила с собой целую дюжину Фреев: сестру, дядю, двоюродного дядю, разных кузенов… и мамашу, которая была урожденной Дарри. — Она все еще печалится по своему отцу.

— Его убили разбойники. — Зашмыгав носом, пояснила леди Амарея. — Отец всего лишь ехал уплатить выкуп за Петира Прыща. Он привез им золото, которое они требовали, но они все равно его вывесили.

— Повесили, Ами. Твой отец не гобелен. — Леди Марийя снова повернулась к Джейме. — Полагаю, вы были с ним знакомы.

— Мы вместе были оруженосцами в Кракехолле. — Он бы не стал заходить настолько далеко, чтобы объявить их друзьями. Когда Джейме только прибыл, Мерретт Фрей слыл в Кракехолле забиякой, верховодя остальными мальчишками. — «Потом он попытался задираться со мной». — Он был… очень сильным. — Это была единственная похвала, которая пришла ему в голову. Меррет был медлительным, неуклюжим и тупым, но он действительно был сильным.

— Вы вместе сражались против Лесного Братства. — Всхлипнула леди Амарея. — Отец часто рассказывал мне разные истории.

«Ты имеешь в виду, что твой отец часто хвастал и лгал».

— Да, это так. — Наибольшим вкладом Фрея в ту кампанию была веселая болезнь, которую он подхватил у какой-то лагерной шлюхи, и еще он дал себя поймать Белой Лани. Королева разбойников выжгла свое клеймо на фреевской заднице прежде, чем его успели выкупить и вернуть Самнеру Кракехоллу. Меррет целую неделю не мог сидеть, хотя Джейме сильно сомневался, что раскаленное железо было хуже, чем котел дерьма, которым его товарищи оруженосцы накормили Фрея по возвращении. — «Мальчишки самые беспощадные существа на свете». — Он просунул ножку кубка в золотую руку и поднял его.

— За Меррета. — Произнес он. Лучше выпить в память о человеке, чем о нем рассказывать.

После тоста леди Амарея перестала плакать и застольные разговоры вернулись к волкам, ходящим на