меня, чтобы хранить в нем мячи для гольфа. Я не знаю, откуда взялся этот сосуд. Помню только, как рассердилась на Рассела, когда он его спер. А у тебя тоже есть?
— Да, он…
Артур и Фенчерч вдруг заметили, что Медведь Здравоумный резко переводит взгляд с одного из них на другого и обратно, остолбенело пытаясь вставить слово.
— У вас тоже есть такой? — спросил он их обоих.
— Да, — хором ответили они.
Медведь Здравоумный долго смотрел то на Артура, то на Фенчерч, а потом поднял аквариум вверх, подставляя его знойным лучам калифорнийского солнца.
На солнце сосуд запел, зазвенел от яркого света, отбросил на песок и на людей сияющую, радужную тень. Медведь Здравоумный повернул сосуд. И в искусно гравированном узоре явственно проступили слова: «Всего хорошего, и спасибо за рыбу!».
— Вы знаете, что это такое? — вполголоса спросил Медведь.
Изумленные Артур и Фенчерч медленно помотали головами. Игра ослепительного света и тени в сером стекле заворожила их души.
— Это прощальный подарок дельфинов, — глухо и спокойно произнес Медведь, — дельфинов, которых я любил, и изучал, и кормил рыбой и с которыми плавал и даже пытался выучить их язык. Эту задачу они сделали почти невыполнимой, хотя теперь я понимаю, что сами они могли с легкостью общаться на нашем языке, если считали это необходимым.
Медленно-медленно растягивая губы в улыбке, он покачал головой и еще раз взглянул на Фенчерч, а потом на Артура.
— А вы… — обратился Медведь Здравоумный к Артуру, — что вы сделали со своим? Можно мне узнать?
— Э-э, я держу в нем рыбку, — слегка смутившись, ответил Артур. — У меня оказалась рыбка, и я думал, что с ней делать, а тут как раз подвернулся этот аквариум.
Артур замолчал.
— Вы больше ничего с ним не делали? Нет, а то бы вы запомнили, — проговорил Медведь Здравоумный. И снова покачал головой. — Моя жена хранила в нашем зародышевые зерна пшеницы, — с совершенно новой интонацией продолжал Медведь, — до вчерашнего вечера…
— А что случилось вчера вечером? — спросил Артур срывающимся голосом.
— Зародышевые зерна кончились, — ровным голосом произнес Медведь. — Моя жена как раз уехала пополнить запасы, — добавил он.
И на миг словно бы ушел в себя.
— А что было потом? — срывающимся, совсем как у Артура, голосом спросила Фенчерч.
— Я вымыл его, — ответил Медведь. — Я мыл его очень тщательно, очень-очень тщательно, стер все следы зародышей пшеницы, потом, мало-помалу внимательно поворачивая сосуд, медленно вытер его тканью из стопроцентного хлопка. Потом поднес к уху. Вы… вы подносили свой к уху?
Артур и Фенчерч опять помотали головами — медленно, не говоря ни слова.
— Возможно, вам стоит это сделать, — сказал Медведь Здравоумный.
32
Низкий рокот океана.
Шум волн, разбивающихся о те далекие берега, куда даже мысль не долетает.
Немые раскаты грома в морских пучинах.
И сквозь этот шум — взывающие голоса, то ли голоса, то ли так, переливчатые трели, не речь — речушка, полуозвученное журчание мыслей.
Приветствия, волны приветствий, прихлынут — и уносятся назад, в невнятицу, слова бьются о преграду и рассыпаются веерами брызг.
Прибой скорби у берегов Земли.
Волны радости — где? Планета, которую неописуемым образом обнаружили, на которую неописуемым образом попали, неописуемо влажная, песнь воды.
Затем множество голосов, шумно объясняющих, что несчастье неотвратимо, планете предначертано погибнуть от чужих рук, всплеск беспомощности, приступ отчаяния, смертельный обвал, и снова голоса бьются о преграду.
А потом проблеск надежды — в складках времени отыскана уцелевшая тень Земли, ушедшие под воду просторы, растяжение параллелей, мощный рывок, энергетический вихрь, выброс и расщепление энергии, полет. Новая Земля встала на место старой, дельфины исчезли.
И тут странный, как гром с ясного неба, одинокий голос, произносящий совершенно отчетливо:
«Этот аквариум подарен вам активистами Кампании за спасение человечества. Прощайте».
И наконец звуковой след длинных, тяжелых, изящных серых тел — тихо посмеиваясь, удаляются они к неведомым, неизмеримым глубинам.
33
Ту ночь Артур и Фенчерч провели Снаружи Психушки, а телепередачи смотрели через окно — телевизор стоял Внутри.
— Я хотел бы, чтобы вы посмотрели на одного моего старого коллегу, — сказал Медведь Здравоумный, когда начался повтор выпуска новостей. — Он в командировке в вашей стране, проводит расследование. Просто посмотрите и послушайте.
То был репортаж с пресс-конференции.
— К сожалению, в настоящее время я не могу высказать своего суждения по поводу прозвища Бог Дождя. С нашей точки зрения, он является образчиком СПМФ — Спонтанного Паракаузального Метеорологического Феномена.
— Вы можете объяснить, что это значит?
— Не вполне уверен в своих силах. Скажу прямо. Если мы обнаруживаем нечто нам непонятное, то предпочитаем давать подобным явлениям названия, которые либо нам самим непонятны, либо труднопроизносимы. То есть если мы позволим вам именовать его Богом Дождя, это будет означать, что вы знаете то, чего мы не знаем, а такого, уж извините, мы допустить не можем.
Нет, сначала нам надо назвать это явление так, чтобы стало ясно, что оно наше, а не ваше; затем мы ищем разные способы доказать: «Это не то, чем вы его считаете, а то, чем мы его считаем».
И если выяснится, что вы правы, вы все равно будете не правы, потому что мы просто назовем его, э-э, «Сверхнормальным» — отнюдь не «паранормальным» или «сверхъестественным», ибо в значение этих слов вы уже проникли — а «Сверхнормальным инкрементным стимулятором осадков». Может, чтобы подстраховаться, еще куда-нибудь впихнем «квази». Бог Дождя! Ха, в жизни не слышал такой чепухи! Признаюсь честно: в отпуск я с этим парнем не поеду. Благодарю, на сегодня все. Напоследок хочу только сказать «Привет!» Медведю, если он сейчас смотрит телевизор.
34
