каюте и грезил о любимых краях. В одном из снов ему привиделся Нью-Йорк.

В этом сне он гулял поздно вечером по Ист-Сайду, вдоль реки, которую наконец-то загадили до такой степени, что в ней теперь самопроизвольно зарождались новые формы жизни. Не успев зародиться, они высовывались из воды и поднимали шум, требуя социального обеспечения и избирательных прав.

Одно из этих существ, как раз проплывавшее мимо, помахало Форду. Форд помахал в ответ.

Существо выбросилось на сушу и взобралось вверх по берегу.

— Привет, — сказало оно, — меня только что создали. Я полный неофит во Вселенной. Не поможете ли каким-нибудь советом?

— Фу-ты ну-ты! — в легком замешательстве проговорил Форд. — Думаю, я смогу указать вам местоположение кой-каких баров.

— А как насчет любви и счастья? Я ощущаю глубокую потребность во всем этом, — сказало существо, размахивая щупальцами. — Есть какие-нибудь идеи?

— Эти потребности вы можете удовлетворить на Седьмой авеню, — проговорил Форд.

— Я нутром чувствую, что мне нужно быть красивым, — не унималось существо. — Я красивый?

— Похоже, у вас что на уме, то и на языке.

— Что толку ходить вокруг да около? Я красивый?

Теперь существо, булькая и распузыриваясь, растеклось кругом. Чем вызвало интерес стоящего неподалеку пьяницы.

— Вы моей точкой зрения интересуетесь? — уточнил Форд. — Тогда нет. Но послушайте, — немного погодя прибавил он, — большинство людей вполне обходятся своей внешностью. Там у вас найдутся другие вроде вас?

— Спроси, че полегче, браток, — сказало существо, — как я уже отметил, я только что появился на свет. Я совершенно не знаком с жизнью. Какая она?

Наконец-то речь зашла о предмете, который Форд считал просто-таки своей специальностью.

— Жизнь, — сказал он, — это грейпфрут.

— Э-э, как это?

— Ну, снаружи оранжево-желтая и с пупырышками, а внутри влажная и скользкая. Внутри также есть косточки. Да, есть люди, которые съедают его половину на завтрак.

— Могу я поговорить с кем-нибудь еще?

— Думаю, да, — ответил Форд. — Поговорите с полицейским.

Уткнувшись в подушку. Форд Префект заворочался и повернулся на другой бок. Это был не самый любимый его сон, поскольку в нем не присутствовала Эксцентрика Гамбитус, троегрудая путана с Эротикона-6, которая была главной героиней многих снов Форда. Но какой-никакой, а все-таки это был сон. Ему все-таки удалось заснуть.

К счастью, в переулке дул сильный ветер; к счастью, потому что Артур давненько не практиковался в полетах. По крайней мере сознательно. Хотя, как известно, сознательно не очень-то полетаешь.

Потеряв равновесие, Артур вошел было в пике, чуть не сломал челюсть о ступеньку у двери и закувыркался в воздухе, настолько изумленный собственной глупостью, что совсем позабыл о перспективе падения на землю, а потому и не упал.

«Здорово, — думал Артур. — Если только получится».

Земля угрожающе зависла у него над головой.

Он старался не думать о земле: какая она удивительно громадная, и как ему будет больно, если она перестанет висеть на месте и вдруг свалится ему на голову. Вместо этого он заставил себя подумать о чем- нибудь приятном, например о лемурах, и это было правильно, потому что в ту минуту он напрочь запамятовал, кто такие лемуры: то ли животные, которые огромными, величественными стадами несутся по прериям, или как их там зовут, а может, те, кто несется по прериям, называются тризоны, поэтому, чтобы думать о лемурах как о чем-то приятном, надо было проникнуться старомодным благожелательным отношением ко всему на свете. И все это занимало ум Артура, в то время как его тело пыталось приспособиться к отсутствию опоры.

По переулку пролетела обертка от шоколадки «Марс».

После недолгих сомнений и нерешительности она в конце концов позволила, чтобы ветер загнал ее в промежуток между Артуром и землей, где она и зависла.

— Артур…

Земля все еще угрожающе висела у Артура над головой, и он подумал, что, наверное, пришло время это исправить, скажем, попятиться от нее, что он и сделал. Медленно. Очень, очень медленно.

Медленно, очень-очень медленно пятясь от земли, Артур зажмурил глаза — осторожно, чтобы ничего себе не вывихнуть.

Ощущение, что его глаза зажмурились, пронизало все его тело. Когда это ощущение достигло пяток — так что теперь все тело Артура знало, что его глаза зажмурены, и вовсе этого не пугалось, — он медленно, очень-очень медленно развернул тело в одну сторону, а ум в другую.

Теперь земля ему больше не страшна.

Он почувствовал, как атмосфера вокруг него становится все чище, как его весело обвевает ветерок, ничуть не смущенный его присутствием на высоте, и медленно, очень-очень медленно, будто очнувшись от глубокого, крепкого сна, Артур открыл глаза.

Конечно, он летал и раньше, на Крикките он летал столько, что обалдел от птичьих разговоров, но тут — совсем другое дело.

Здесь, на родной планете, он летал спокойно, интеллигентно, без малейшего трепета, который обычно возникает при пребывании в воздухе.

Внизу на расстоянии десяти — пятнадцати футов простиралась твердая асфальтовая мостовая, а в нескольких ярдах правее светились желтые фонари Верхней улицы.

Переулок, по счастью, не был освещен, так как фонари, которые должны были гореть всю ночь, включались по какому-то хитрому расписанию сразу после полудня и гасли, как только наступал вечер. Таким образом, Артура надежно защищало плотное одеяло тьмы.

Медленно, очень-очень медленно он поднял голову и посмотрел на Фенчерч, чей силуэт вырисовывался в дверном проеме второго этажа. Она стояла затаив дыхание, в молчаливом изумлении.

Ее лицо было в нескольких дюймах от Артура.

— Я хотела тебя спросить: что ты делаешь? — проговорила Фенчерч взволнованным шепотом. — Но потом поняла, что и так видно, что ты делаешь. Ты летаешь. Так что, — после недолгого удивленного молчания продолжала она, — глупо было бы спрашивать.

Артур спросил:

— Ты так можешь?

— Нет.

— Хочешь попробовать?

Фенчерч закусила губу и покачала головой, но не для того чтобы сказать «нет», а просто от замешательства. Она дрожала как осиновый лист.

— Это очень просто, главное, не знать, как это делается, — уговаривал ее Артур. — Вот что важно. Надо не знать, как это у тебя получается.

Чтобы показать, как это легко, Артур пронесся по переулку, эффектно подпрыгнул, упал на спину и, покачиваясь, как банкнота на ветру, вернулся к Фенчерч.

— Спроси меня, как я это сделал.

— Как… ты это сделал?

— Не имею понятия. Ни малейшего.