сочетавший вольнодумство с известной долей пессимизма.

От Кэрью, как и от Лавлейса, Саклинга отличает иное видение мира и иное понимание любви. Различие это раскрыл сам Саклинг в стихотворении 'По поводу прогулки леди Карлейль в парке Хэмптон-Корт', которое написано в форме воображаемого диалога между ним самим и Томасом Кэрью. Каждый из них по-своему оценивает красоту знатной дамы. Саклинг с иронией отвергает грациозный комплимент Кэрью, заявляя, что не ощутил исходящего от нее аромата и не понимает, почему появление леди Карлейль в парке несет с собой новую весну. Но зато он старался как можно лучше разглядеть прелести юной красавицы, и Кэрью принимает его доводы. Спор как будто разрешен - оба поэта трактуют любовь как забавную игру, выдвигая на передний план эротический момент чувства. Но в последней строфе стихотворения, которую первые издатели убрали за излишнюю смелость, Саклинг дозволил себе изобразить леди Карлейль как светскую развратницу, легкую добычу для каждого:

Грозишь ты жаждой мне? Коль скоро

И впрямь прельстительна опора,

То бишь Колонны, что несут

Благоуханный сей сосуд,

Не столь я глуп, чтоб отступиться:

Добрался - так сумей напиться!

А заблудиться мудрено,

Где торный путь пролег давно.

И это уже совсем не в духе Кэрью, никогда не преступавшего границы элегантного вкуса.

Отношение Саклинга к любви не просто скептично, оно окрашено цинизмом. С этой позиции он я высмеивает петраркистские и псевдокуртуазные штампы, опираясь при этом на традицию Донна. Как справедливо отметили критики, в стихах Саклинга о любви любовь, как правило, отсутствует {Squier C. L. Sir John Suckling. Boston, 1978. P. 99.}, а герой играет роль пресыщенного гурмана, понимающего бессмысленность игры в чувства и все же не прекращающего ее.

Что называют люди красотой?

Химеру, звук пустой!

Кто и когда напел им,

Что краше нет, мол, алого на белом?

Я Цвет иной, быть может, предпочту

Чтоб нынче в темной масти

Зреть красоту

По праву своего пристрастья!

Искусней всех нам кушанье сластит

Здоровый аппетит;

А полюбилось блюдо

Оно нам яство яств, причуд причуда!

Часам, заждавшимся часовщика,

Не все ль едино,

Что за рука

Взведет заветную пружину?

'Сонет II'

Конечно, в подтексте таких стихотворений можно ощутить горьковатый привкус меланхолии. Жизнь, подчиненная чувственному аппетиту, постоянно меняющимся эротическим прихотям, лишена твердого основания, а мир, где царит случайность, непрочен и обманчив. В известном смысле поэзия Саклинга завершает традицию английской любовной лирики XVI - начала XVII века. Своим пафосом его стихотворения предвосхищают гедонистические строки Джона Уилмота*, графа Рочестерского, одного из лучших поэтов-лириков эпохи Реставрации, в творчестве которого любовь окончательно утратила всякую связь с высокими идеалами, став толь!ю забавой досужего джентльмена, искателя приключений {Metaphysical Poetry. London, 1970. P. 65-66.}.

С поэзией эпохи Реставрации Саклинга связывает также и определенный сдвиг социальной перспективы в некоторых его стихотворениях, где поэт выходит за рамки придворной традиции со всеми ее условностями {Squier С. L. Op. cit. P. 135-148.}. Меняется адрес его строк. В таких стихотворениях Саклинг обращается к гораздо более широкому кругу читателей, к тем, кто собирается уже не при дворе, но скорее в одной из модных лондонских кофеен. А это существенно меняет все акценты.

Особенно остроумно эта смена перспективы обыграна в 'Свадебной балладе', где поэт пародирует традиционную эпиталаму, ведя рассказ о свадьбе знатных особ от лица наивного деревенского жителя и весело подшучивая над благородными читателями, которых рассказчик считает равными себе:

Но вот погасли все огни:

И чем же занялись они?

Ну, чем же, в самом деле?

Примерно тем - сдается мне

Чем занимались на гумне

Ты с Маргарет, я - с Нэлли.

Ничего подобного поэзия других кавалеров не знала.

Роберта Геррика, быть может самого верного из 'сыновей Бена', обычно тоже причисляют к кавалерам. Его поэтическая манера, действительно, близка этим поэтам, хотя в целом его творчество не вмещается в узкие рамки придворного искусства. Книга стихов Геррика 'Геспериды' появилась в 1648 году. Хотя большинство вошедших туда вещей было сочинено раньше, еще до начала гражданской войны, в контексте идеологической борьбы 40-х годов XVII века 'Геспериды' имели явно полемический смысл. Резко возросшему влиянию пуритан, которые яростно нападали на современную 'языческую' культуру и театр и начисто отвергали 'идолопоклонство' англиканской церкви, Геррик противопоставил свой поэтический космос, где языческое начало уживалось с христианским и где царил родившийся в фантазии поэта причудливый театральный ритуал, немного напоминавший 'Сон в летнюю ночь' Шекспира.

В целом мир 'Гесперид' светел и гармоничен. В нем любят и веселятся. Ему присуще ощущение праздничности, которое Геррик не только впитал в себя при чтении древнеримских поэтов, но и воспринял из народной традиции, из фольклора. Однако радость эта все же сильно отличается от бьющего через край карнавального веселья Шекспира, смело сочетавшего реальность с фантазией, возвышенную поэзию с грубоватой прозой фарса. Радость книги Геррика совсем не столь беззаботна и гораздо более церемонна. Улыбка Геррика подчас кажется грустноватой. Уж слишком прозрачным и хрупким был нарисованный акварельными красками мир его книги. Ностальгические нотки 'Гесперид' понятны. Старая добрая Англия разрушалась на глазах у поэта и прошлое, даже не столь уж и отдаленное, постепенно обретало мифологические черты безвозвратно ушедшего 'золотого века'. Тут Геррик сближался с Джонсоном, неожиданным образом переосмысляя его поэтическую традицию.

В пасторальных мотивах 'Гесперид' можно уловить оттенок эскепизма. Разладу современности поэт противопоставляет созданную силою воображения 'эпикурейскую Аркадию' {Bush D. Op. cit. P. 112.}, которая существует как бы вне времени и пространства и вместе с тем явно напоминает быт и природу сельской Англии. Уход от столичной (цивилизации на лоно природы, однако, еще не дает Геррику в отличие от поэтов следующего поколения возможности понять себя и окружающий мир. Сельская идиллия не связана для него с идеалом созерцания. Да и рядом с пасторальными стихами 'Гесперкд' звучат другие, где поэт с горькой иронией описывает свой скудный быт в Девоншире и даже называет жизнь на лоне природы 'долгой и утомительной ссылкой'. Подобное сочетание контрастов вообще характерно для поэзии Геррика.

Важнейший принцип своей эстетики Геррик выразил в стихотворении 'Пленительность беспорядка'. В нем поэт подхватил тему песни из комедии Джонсона 'Эписин', где драматург, в шутливой форме комментируя дамские туалеты, противопоставил естественную прелесть беспорядка природы изощренным ухищрениям искусства:

Хотя румяна и белила

Вы скрыть умеете вполне,

В ином любезна прелесть мне.

Невинный взгляд, убор неброский,

Небрежность милая в прическе

Для сердца больше говорят,

Чем ваш обдуманный наряд.

Геррик тоже восхищен пленительностью сбившихся кружев и расстегнутых манжет женского наряда:

Небрежность легкая убора

Обворожительна для взора: