их родным языком, они носили греческие имена и придерживались, в основном, греческих обычаев (собственно, правильнее было бы назвать их эллинами еврейского происхождения. [25])

Именно эти люди стали благодатной средой для распространения новой веры, вполне отвечающей их космополитическому мировоззрению и, одновременно, сохранявшей явную связь с традиционной религией предков. И именно из их среды вышел человек, положивший начало широкому ее распространению среди неевреев. Это римский гражданин Савл, более известный как апостол Павел. Благодаря его деятельности и возникли первые центры христианства в греческих, а затем и латинских областях северного Средиземноморья.

Среди некоторых историков религии в этой связи даже бытовала шутка, что христианство следовало бы именовать павлианством.

С ростом числа христиан нарастают и репрессии со стороны властей.

Гонения, были обусловлены не столько религиозными воззрениями христиан (Рим в этом смысле являл образец похвальной терпимости), сколько тем, что они отказывались признавать божественность императоров и участвовать в отправлении их культа, что было непременной обязанностью всякого римского подданного (51, 175). Кстати говоря, практически никто из историков не взял себе труда как следует разобраться в этом странном явлении – прагматичный, насквозь пропитанный сухим рационализмом Рим создал религиозный культ своих владык, подобный почитанию китайских императоров или египетских фараонов.

Всего известно девять массированных попыток искоренения христианства но, параллельно, число его последователей продолжало увеличиваться.

На окраинах, надо отметить, репрессии проходили куда менее интенсивно.

Позже, при нескольких императорах были приняты специальные эдикты, запрещающие властям принимать доносы на христиан. Начало этому было положено Адрианом, в 132 году повелевшим, чтобы отныне подлежали суду только те, кто сам добровольно объявил себя приверженцем христианства.

Распространение христианства, по мнению большинства современных исследователей, кроме всего прочего явилось следствием (а вовсе не причиной) глубокого кризиса античности. Кризис этот, ставший явственным уже к III веку н.э, затронул буквально все сферы общества и, едва ли не в первую очередь – религиозную жизнь. Тут и все более широкое хождение атеистических идей и, наряду с этим – всякого рода восточных верований и суеверий, вроде гностицизма – смеси идей неоплатонизма с магией.(32,4) На этом фоне новое учение просто не могло не завоевать изрядной популярности уже в силу новизны.

Кроме всего прочего, относительной легкости обращения в христианство способствовало та особенность языческого мировоззрения, что при вере в собственных богов, не исключается существования и других могущественных божественных сил.

Гонения то фактически прекращаются, то вспыхивают с новой силой: все зависит от взглядов правящего монарха, а они сменяют друг друга на престоле все чаще и чаще, меж тем, как число христиан растет.

Уже в начале III века н.э, христианство представлено многочисленными общинами, практически во всех крупнейших центрах империи, и к его голосу начинают поневоле прислушиваться власть предержащие. Кроме того, как оказалось, христиане-легионеры, составляли самую дисциплинированную, боеспособную, а также – что в условиях участившихся воинских мятежей имело особое значение – верную присяге часть римской армии.(51,259)

Эпоха варварских нашествий конца III века, подтолкнувшая процессы упадка, только способствовали распространению нового вероучения. Одновременно, вторжения варваров привели кроме всего прочего и к тому, что с ним – через пленных, познакомились и за пределами империи.(108,123)

Пришедший к власти в 313 году император Константин, после периода религиозных метаний и попыток ввести культ Митры в качестве государственной религии принявший христианство, окончательно уравнял его со всеми прочими религиями.

Но прошло еще почти восемь десятилетий, прежде чем Феодосий I объявил христианство единственно верным учением, запретив отправление культов прочих богов.

Обратим внимание на любопытную подробность – также как в предыдущие века окраины империи были убежищем для христиан, так теперь они становятся оплотом язычества.

Еще в конце IV века обращения представителей высшего общества в христианство, например, в галльских провинциях, «были… крупным скандалом». (53,418)

Но христианство довольно быстро завоевывает господствующие позиции.

Кроме всего прочего, свою роль играли и вполне земные соображения: когда император стал христианином, то принятие новой веры стало непременным условием скорой и успешной карьеры.

Попытка Юлиана Хлора, прозванного позднее – Отступник, вернуться к языческому религиозному плюрализму успеха не имела, быть может, еще и потому, что он правил всего три года. Вопреки утверждениям церковной историографии император вовсе не стремился к искоренению христианства силой. Он не преследовал христиан и не пытался насильственно обращать их вновь в язычество. Он просто лишил христианскую церковь режима наибольшего благоприятствования, поставив ее в те же условия, что и прочие конфессии. Единственным, что может считаться репрессиями, было возвращение языческим общинам превращенных в христианские церкви храмов. Кроме этого, был принят эдикт, запрещающий христианам преподавать классическую литературу и историю на том основании, что «Порочащим… богов… не должно позволять учить юношей, и интерпретировать произведения Гомера, Гесиода, Демосфена, Фукидида и Геродота…этим богам поклонявшихся».(51,200)

Следует все же упомянуть, что долгое время после своего официального утверждения в качестве государственной религии христианство оставалось городским вероучением. Даже на территории, к тому времени уже бывшей Римской Империи, в сельских районах, где к тому времени проживало абсолютное большинство населения, оно начинает утверждаться только к VII-VIII веку, а кое-где – и гораздо позже. [26]

Все таки трудно отделаться от мысли, что в столь быстром утверждении нового учения есть нечто мистическое.

Тем более, что – никто из исследовавших данный вопрос, не обратил внимание на эту немаловажную деталь – в такое жизнелюбивое и не склонное к самоограничению время, каким была поздняя античность, широкое распространение получило именно вероучение, требовавшее от своих последователей соблюдения весьма строгих правил поведения, «умерщвления плоти», постов и молитв.

Каков мог бы быть мир без христианства?

Г.К Честертон, которому принадлежит, одно из самых интересных, несмотря на все имеющиеся недостатки, произведений о роли христианства в истории, полагал, что «Если бы Церковь не явилась в мир, Европа, наверное, была бы похожа на сегодняшнюю Азию», поскольку «античное язычество в последней своей фазе обещало стать неизменным, в том самом смысле, в каком мы говорим о неизменной Азии». «Должно быть, – продолжает Честертон – еще возникали бы новые философские школы, как возникают они на востоке… Создавались бы системы, уклады, кодексы…Были бы хорошие, даже счастливые люди… но удельный вес добра и зла был бы в неизменной Европе таким же, как и в… Азии…» (30,221)

Отметим, что в данном случае Честертону удалось уловить действительно глубокое, фундаментальное отличие христианской европейской ойкумены от всего остального мира. Мира, который, по мнению многих, являет собой норму, в то время как современная евроатлантическая цивилизация представляется странной, случайной и враждебной ему аномалией.(13,162)

Ведь, если для западной цивилизации – порождении христианства – характерно поступательное развитие, получившее образное название «прогресса», то для Востока характерно циклическое движение, когда на протяжении некоего периода времени, общество проходит ряд стадий, в итоге возвращаясь к тому, с чего начало. «С точки зрения западного человека, азиатские страны столетиями, и даже тысячелетиями не двигаются с места, находясь, как бы в перманентном состоянии застоя».

А вот как примерно выглядела бы, по Честертону, Европа наших дней, не возникни христианство. «Пифагорейцы, как индуисты, толковали бы о перевоплощении… Стоики, как конфуцианцы, учили бы разуму и добродетели. Неоплатоники, как буддисты, размышляли бы о потусторонних истинах, непонятных другим, и спорных для них самих. Просвещенные люди поклонялись бы Аполлону, поясняя, что просто чтут высшее