«Свои проблемы увязывает с хулиганскими элементами в школе и на улице. Затрудняется объяснить, чем занимается в свободное время…»
«РЕЗУЛЬТАТЫ ТЕСТА: Пройти тест согласился с готовностью. Однако в ходе проверки проявлял недовольство, граничащее с безразличием и даже пренебрежением… Показатели колеблются от ниже среднего до высшего, за исключением задания „Механическое переписывание текста“, оцененного „ниже нормы“, что, вероятно, не соответствует действительности, поскольку он мог делать это умышленно небрежно…»
«Склонен к замкнутости и предчувствию дурного (например, карточка V: замаскировавшаяся бабочка на дереве, карточка III: два человека готовят колдовской отвар, карточка IV: летящий на зрителя дракон)… Что свидетельствует о страхе и порой подозрительности в отношении личного жизненного опыта и окружающей действительности…»
«Для обычной манеры поведения характерны сарказм и склонность к словесным перепалкам с людьми, имеющими над ним власть…»
Передо мной вставал совсем другой Мингус, таким я его не знал. Казалось, перед встречами с психиатром у него неизменно портилось настроение. А ведь в этот самый период он с легкостью управлял моей жизнью, там, на Дин-стрит. Я отложил верхние листы, перейдя к «послужному списку» — записям об арестах и судимостях. Первые пять или шесть задержаний произошли еще в школьную пору — из-за граффити. До принятия Эдом Кочем особых законов о граффити, полицейским приходилось выдумывать, какую причину задержания указать в протоколе.
«02/03/78: Хулиганство, причинение вреда чужому имуществу.
14/04/78: Хулиганство, причинение вреда чужому имуществу.
27/09/79: Хулиганство, владение воровскими инструментами».
И так далее. Воровскими инструментами, по всей вероятности, окрестили металлорежущие приспособления, при помощи которых Мингус проникал в депо метро. Ни о нападении на полицейского в Уолт Уитмен, ни о костюме я не нашел ни единого упоминания. В ту ночь Мингуса отпустили под ответственность отца. Все его подростковые преступления были связаны с граффити. Смешно: в ту пору Мингус мог спокойно курить травку и нюхать кокаин у себя дома, а как только выходил на улицу, сразу попадался в лапы копам.
Ему прощали мелкие прегрешения.
«16/08/81: Убийство 2, хранение оружия».
И приговор:
«23/10/81: Признан виновным в совершении уголовного преступления: непредумышленного убийства».
Эхо убийства Старшего отобразилось в «послужном списке» Мингуса шестилетним молчанием. Перечень его арестов продолжился с 1987 года. К этому моменту улица уже пережила революцию крэка.
«23/11/87: Хранение запрещенного вещества (стимулятора)»
Далее шел перечень подобных же преступлений, напечатанный ленивым секретарем, обожающим аббревиатуры:
«03/10/88: ХЗВ (стимулятора), мисдиминор.[13] 12/02/89: ХЗВ (стим.) мисдим.
03/06/89: ХЗВ (стим.) мисдим.».
Затем — результат вступившего в силу дополнения к уголовному кодексу:
«08/08/89: Владение предметами нанесения граффити».
И:
«05/04/90: Кража 1».
Раз за разом Мингус попадал за решетку до суда и проводил там больше положенного срока. За период между отсидкой в Элмайре и нынешним заключением Мингус ни разу не выезжал за пределы города, его никогда не отправляли на север. В каком-нибудь другом штате или Городе ему, может быть, прощали бы его проступки. А выживал он скорее всего благодаря своим исключительным «вербальным способностям» — своему знаменитому дару убеждать. Так или иначе, предупреждений ему делали предостаточно:
«05/08/92: ХЗВ (стим.) мисдим.
01/30/94: ХЗВ (стим.) мисдим., владение преступными инструментами».
Я читал этот список правонарушений, и мне казалось, я наблюдаю за крушением поезда или обвалом в горах.
«11/08/94: Хранение стимулятора, попытка продажи. Хранение оружия».
И:
«Обвинение в совершении уголовного преступления, от 4 лет до пожизненного».
На этом список заканчивался. Создавалось впечатление, что сначала долго Мингуса покусывали, а распробовав, решили загрызть насмерть.
Дальше шли документы, содержащие подробности его нынешнего заключения: бумаги, обрекавшие его на жизнь в тюрьме строгого режима — сначала в Обернской, потом в этой, Уотертаунской, куда он был переведен по личной просьбе. Я лишь позднее осознал, что Мингус плыл против течения: большинство заключенных стремилось на юг, куда родным и знакомым легче добраться.
Далее следовал список незначительных преступлений, совершенных Мингусом уже в тюрьме, — его составляли дежурные офицеры. Я долго и с изумлением всматривался в неразборчивые записи:
«Заключенный отказался выйти из камеры во время досмотра.
Запрещенные предметы: маркер.
Заключенный готовит суп с помощью нагревательного прибора.
Лишняя газета.
Заключенный улегся днем на койку и заявил, что он Супермен.
Запрещенные предметы: трубка».
Вот такая аннотация ко всему существованию Мингуса. Я заучил наизусть номер его камеры и блока, вернул папку на место. Но прежде чем продолжить свою призрачную прогулку по тюремным владениям, вновь сел за стол, словно притянутый стоявшим там телефоном. Быть может, во мне говорила еще не остывшая страсть к Суини или какое-то другое обманчивое чувство, но я вдруг нестерпимо захотел поговорить с Эбби.
