Барри на шее даже висела теперь отцовская звезда Давида. Когда он наклонил голову, чтобы рассмотреть коробку, мне захотелось выхватить ее и выбросить на улицу. Но было поздно.

— Аннотацию написал я.

— Что?

— Внутри буклет, краткая история твоего творческого пути. Я ее написал. Надеюсь, тебе понравится. — Только сейчас, впервые я вдруг представил себе, что мою писанину начинает читать сам Барретт Руд-младший. И подумал, что некоторых строчек ему лучше не видеть. Но опять же — поздно.

— Мне уже нравится, дорогой, — ответил Барри, удивленный моему появлению не больше, чем Марилла. Он провел нас в свою комнату и положил коробку с дисками на диван. Этот дом практически не изменился, лишь пришел в совершенный упадок — уже лет двадцать ему никто не уделял внимания. Я даже готов был поспорить, что пластинки до сих пор лежат там, где я видел их в последний раз — в общей куче перед проигрывателем. Многие без конвертов.

— Вспомни, Артур, мои слова, — сказал Барри, косясь на телеэкран, — показывали шоу «Судья Джуди». Телевизор был новый, и я решил, что сейчас Барри уделяет ему гораздо больше внимания, чем проигрывателю. — Я всегда говорил, что мы будем гордиться нашим Ди.

— Ага, — ответил Артур. — А, Барри, я тебе тоже кое-что принес. — Он пошарил по карманам, нашел пачку «Кул» и положил ее Барри на колени. — Кстати, эта строчка — «Курение опасно для вашего здоровья» — никто и не догадывается, что это я их придумал.

— Вы оба ребята талантливые, что тут скажешь.

— Естественно, они изменили текст, выбросили самые проникновенные строки, — подхватил я.

— Это их привилегия, так ведь, Артур?

— Угу.

— Всегда нужно помнить об их привилегиях.

— Точно.

Барри положил сигареты к дискам, протянул руку и потрепал Артура по затылку. Разговаривая, он продолжал следить за телевизионным шоу.

— Может, послушаем диски? — спросил я, чувствуя себя по-дурацки. — Отличные записи.

По всей вероятности, Барретту от продаж должна была перепасть какая-то сумма. Добавка к былым гонорарам, благодаря которым он давно уже мог сидеть дома и ничем не заниматься. Быть может, я ошибся, решив, что ему будет приятно увидеть эти диски. Наверное, они порадовали бы Барретта прежнего, затерявшегося где-то году в семьдесят пятом, или того парня с фотографии. Они предназначены для людей, которым было бы не под силу достучаться до Барретта нынешнего. Как и мне.

— Мне хорошо известно, что это за записи.

— Да, но…

— Я послушаю их как-нибудь в другой раз, дружище, — медленно произнес Барри. — Плейера у меня все равно нет.

Мне оставалось лишь кивнуть.

— Кстати, эта Фран, подруга твоего старика… — Сменив тему, он вновь заговорил ласково. — Замечательная женщина. Присматривает за мной, представляешь?

— Да, они рассказывали об этом.

— Ему крупно повезло. И как это он нашел ее!

Все так считали — Барри, Зелмо. А я лишь надеялся, что Авраам разделяет их мнение. Мне вдруг вспомнилось, о чем я хотел вчера расспросить отца. Не являются ли эти новые картины выражением желания заглянуть за пределы нынешней твоей жизни? Жизни с этой женщиной, занявшей рядом с тобой так долго пустовавшее место? Ты все еще присматриваешься к Франческе, изучаешь ее? Или она сама попросила написать ее портреты, взглянуть на нее повнимательнее?

Последовала долгая пауза, заполняемая лишь телевизионным вздором. Я опять перенесся мыслями к взятой напрокат машине и к тому долгому пути, который я намеревался начать сегодня. Мое сердце принадлежало Дин-стрит, но я приехал сюда, чтобы увидеться с Мингусом.

Барретт впервые почти за двадцать лет внимательно смотрел на меня, возможно, пытаясь угадать мои мысли. Невидимая оболочка, которой он окутал себя в тот момент, когда взял в руки коробку с дисками и взглянул на свою фотографию, наконец-то исчезла.

— Почему тебе захотелось навестить старого выдохшегося певца, Дилан? — Эти слова — «старого выдохшегося певца» — он произнес с былой мелодичностью, и я почувствовал, как у меня сводит болью скулы.

— Я просто захотел подарить тебе эти записи, — ответил я, избегая слова «диски».

— Ты подарил их мне, — сказал Барри чуть отстраненно.

— А еще мы собираемся навестить Мингуса. То есть я собираюсь.

— Хм. — Лицо его помрачнело. Он скорчил гримасу, реагируя на происходящее в «Судье Джуди», возможно, ему не понравился приговор.

— Если хочешь что-нибудь ему передать…

Барри махнул совей когтистой рукой. Мингус слишком далеко, говорил этот жест — так мне показалось. Настоящей была Дин-стрит, Франческа и Артур — только их и стоило считать реальными. Одна приносила суп, другой сигареты. И судья Джуди тоже заслуживала внимания, потому что все время маячила на экране телевизора. А я явился сюда, предлагая переключить внимание на совсем иное, вспомнить о шестьдесят седьмом годе и об Уотертауне — вещах слишком расплывчатых и далеких, чересчур неинтересных.

— Ты ведь знаешь, по утрам я всегда смотрю эти шоу, — сказал Барри, обращаясь к Артуру. — По правде говоря, я еще не вполне проснулся. Приходите вечером, устроим гулянку.

— Но Дилана вечером не будет. Он хотел просто поздороваться.

— Передай мальчику, я смотрю утренние шоу.

Я был здесь новичком, чувствовал себя таким же неискушенным, как в тот день, когда явился во владения Джареда Ортмана. Среди мамаш, бабуль и невозмутимых парней, приехавших навестить друзей, среди черных и пуэрториканцев — я единственный не имел понятия, как следует вести себя, когда приходишь повидаться с заключенным. О том, что остальные посетители — люди опытные, я догадался еще на парковке, за пределами ограды из колючей проволоки. Такси с железнодорожной станции и автовокзала Уотерхауса, рейсовый автобус из Нью-Йорка — приехавшие родственники арестантов чего-то ждали у входа. Водитель моего такси, тоже выйдя на улицу, закурил. Спустя какое-то время толпа выстроилась в очередь у