мне еще пару месяцев, и так сделал ноги из Могил, слышишь! и так! А теперь!..
Хлесткий звук заставил всех вздрогнуть. Мабор ошарашенно посмотрел на руку Тэссы, потом потрогал свою краснеющую щеку и снова перевел взгляд на воительницу:
— Ты!..
Она устало вздохнула:
— Уже делал ноги. Делал ведь, а? Делал. Поймали. Дали пожизненное. А теперь — распяли бы на дыбе или повесили, как какого-нибудь вора-трупоеда. И правильно бы сделали, между прочим. Это я, дура, послушалась Кэна и позволила втравить себя в такую авантюру… Все, хватит. Разговоры с тобой разговаривать у меня нет времени. Поговорим… после войны.
Тэсса вышла; за ней вышли «наблюдатели», плотно закрыв за собою дверь. Мабор постоял, посмотрел им вслед. Плюнул на пол и вернулся на лежанку.
Перебранка возобновилась, но протекала вяло. Знали, что скоро смотр, ждали, когда поведут. Да и разговор этот с Остроязыкой кое-кого смутил. Вон Клинками назвала, а Бешеный говорил…
Вошел назначенный над «счастливчиками» командир — высокий мужик без двух пальцев на левой руке. Он внимательно оглядел бывших каторжников и указал на Мабора:
— Будешь здесь главным. За всякое нарушение спрошу лично с тебя. Сейчас вам выдадут форму. Одеться, привести себя в порядок — через четверть часа смотр. Чтоб все было в лучшем виде. Понял?
— Понял, понял, — угрюмо ответил Бешеный.
— Вопросы?
— Когда начнется?
Взгляд командира алмазно затвердел, голос стал ровным и бесстрастным.
— Не знаю. Еще вопросы?
— Больше нет.
— Через десять минут приду проверять, — пообещал командир и лязгнул дверью. Внесли форму.
— Ишь, волнуется, — сказал Трепач, узкий и глазастый воин, напоминающий смесь цапли с лягушкой. — Даже поименоваться забыл, Трехпалый.
— Ничего, он с тобой еще раззнакомится как следует — пожалеешь, — хмыкнул вечный оппонент Трепача — Умник. — Между прочим…
— Заткнись, — тихо сказал Мабор. — И чтоб форма сидела, как вторая шкура. Как первая даже. Потому что иначе…
— Какая разница, в чем умирать? — вздохнули с дальней полки.
— А когда умирать, тебе не без разницы? — вкрадчиво поинтересовался Бешеный.
Больше пререканий на эту тему не было.
Трехпалый явился ровно в назначенный срок, осмотрел, выбранил некоторых, но не сильно, «с понятием», после чего велел дожидаться. В башнях плаца нет, поэтому Пресветлый ходил по комнатам, что конечно же создавало определенные неудобства — и ему, и солдатам.
Время текло медленно, форма непривычно натирала шею, а ремни, казалось, затянуты слишком туго. Но вот дверь клацнула и вошел правитель в сопровождении «свиты». Трехпалый велел отряду построиться, и Талигхилл скользнул взглядом по напряженным лицам «счастливчиков», после чего кивнул и развернулся, чтобы идти дальше. Было видно, что он устал — то ли от проверок, то ли еще от чего.
— Прошу прощения, мой правитель, — внезапно сказала Тэсса, оказавшаяся в числе «свиты». — Прошу прощения, но… Талигхилл остановился уже у двери:
— Да. Что-то не так?
— Видите ли, Пресветлый, эта десятка состоит из тех людей, которые были освобождены согласно нашему договору. И насколько я помню текст соглашения, они считаются вольными с того момента, как попали в башню. Тем не менее их до сих пор держат под стражей.
Правитель поморщился:
— Мы обсудим это с вами после смотра, госпожа Тэсса. Думаю, все решится к обоюдному удовлетворению.
Трепач намерился было хихикнуть, но, встретив направленный на него взгляд Бешеного, передумал. Остальные — и подавно.
— Пускай через час десятник и его заместитель вместе с вами, госпожа, зайдут ко мне в покои. Продолжим, господа. — И Талигхилл со свитой удалился.
Трехпалый оглядел своих подчиненных и велел Мабору быть готовым к приему у Пресветлого, после чего оставил «счастливчиков» одних.
— Тьфу, пропасть, — проворчал Умник, развязывая шнурок, стягивавший ворот рубахи. — То ли она нас купить решила, то ли…
Он не договорил: наверное, ничего путного в голову не приходило. Остальные разошлись по своим местам. Один только Мабор стоял посреди комнаты, и его взгляд, тусклый, яростный, был направлен туда, где только что находились «господа проверяющие». Всем своим нутром, естеством хищного зверя, Бешеный чувствовал в происходящем некий подвох, некую ловушку, хитроумный замок которой вот-вот захлопнется — клац, клац, клац, — он чувствовал приближение смерти. Еще несколько таких клацаний, и голова покатится с плеч, а душа отправится к Фаал-Загуру. Еще несколько… Сколько?
/смещение — чужая тень в пустом зеркале/
Наверху было холодно, дул ветер и светило солнце — хотя светило как-то слабо, вполсилы. Талигхилл облокотился о край бойницы и посмотрел в ущелье, затаившееся под ним, вокруг него, над ним — повсюду. В ущелье было тихо. Отдельные посвисты ветра не в счет, лязганье металла на одном из балконов — тоже. Эти звуки только усиливали и оттеняли ту тишину, которая наполняла Крина до краев.
Пресветлый устал. А ведь еще утром, сразу после завтрака, он был намного бодрее. Наверное, виноват смотр. Эти лица; много лиц. Он знал, что будет вспоминать их очень часто — после. Если выживет.
И потом «счастливчики». Вот что на самом деле занимало сейчас мысли Талигхилла. Люди, которые наверняка умрут в Крина. Это не одно и то же: «вероятно» и «наверняка». Там с совестью еще можно как- то договориться, на условиях шкуродера-ростовщика она соглашается отпустить вам несколько счастливых беззаботных часов (разумеется, под проценты — о! потом придется заплатить с лихвой! — но это будет потом); здесь же ты знаешь, что…
В Северо-Восточной, прямо напротив, что-то блеснуло, отражая солнечные лучи; шлем? Нужно сказать, чтобы были повнимательнее, иначе вспугнут хуминов раньше времени… Но не будем отклоняться от темы наших размышлений, Пресветлый. «Счастливчики». И как справедливо сказала Тэсса, это не может продолжаться дальше в таком виде. То есть всему есть предел. Дисциплина дисциплиной, правила правилами, но держать их под стражей… С другой стороны, что, если эти каторжники взбунтуются? Не зря же Тиелиг советовал разделить их на два отряда. Правда, сам я сглупил: нужно было рассредоточить их по другим десяткам, тогда проблема исчезла бы сама собой; но — побоялся, не додумал, а теперь — разбирайся. Вероятно, придется позволить им невозбранно ходить по всей башне. Ну, почти по всей…
Кстати, пришло время идти к себе. Сейчас явится Шеленгмах (так, кажется, зовут того офицера, у которого не хватает двух пальцев?), придет Шеленгмах с Тэссой и… кого он там назначил на должность своего заместителя?
Талигхилл последний раз взглянул на ущелье и собрался было идти вниз, но снова нахлынуло чувство, что он где-то видел подобную картину — пускай и не точно такую, но очень похожую, — казалось, уже был здесь. Это пугало, прежде всего своей непонятностью. Но бороться с таким не было никакой возможности, поэтому единственный выход виделся Пресвет-лому в том, чтобы поскорее уйти отсюда
/и не возвращаться как можно дольше/,
тем более что его, вероятно, уже ждут.
Солнечный зайчик от шлема дозорного Северо-Восточной пробежался по стене, упал на дверь, ведущую вниз, легонько коснулся шершавых колокольных боков. Такие колокола имелись в каждой из четырех башен и должны были служить переговорными устройствами (разумеется, когда хумины войдут в ущелье, не раньше). Имелись и звонари, обученные тайному шифру.
Зайчик продолжал скакать, его движения стали размереннее и осмысленнее. Как будто кто-то машет мне рукой.