- А ты-то кто, Вигглер? Ты-то кто со своей девицей?

Капрал вспылил.

- Не смей плохо говорить про мою Нирри! Она девушка порядочная, запомни!

- Ладно, ладно, Вигглер, только не кипятись!

Хлопнула дверь. На пороге возник сержант Банч.

- Ольх, Роттс. На пост - шагом марш!

- Ох, - горько вздохнул Вигглер, вскинув на плечо мушкет. - Жалко, нету сейчас со мной моей Нирри!

* * *

- Пойдемте. Пора.

Атаман нервничал. Сгустилась ночная тьма. Лошади были готовы. Человек в маске должен был сопровождать маленький отряд на первом отрезке пути - до опушки леса, потом должен был указать им дорогу.

Джем обнял Бэндо, потом - Хэла.

- Вы были для меня героями из истории, которую мне рассказывал Тор.

Бэндо улыбнулся.

- Как и ты для нас, Джем, как и ты для нас. - На руках у Бэндо пошевелился спящий малыш. Отец бережно покачал его, убрал со лба курчавую прядку волос. - Как страстно Тор любил тебя! - покачал головой зензанец. Он все время говорил про тебя, Джем.

- А правда, как странно, вот так встретиться, чтобы оказалось, что мы - настоящие? Дорогие друзья, я вас никогда не забуду! Когда-то вы шествовали по полям моего воображения подобно сказочным великанам. И тогда вы были для меня героями, героями останетесь и теперь.

- О Джем, мы всего лишь действующие лица пролога. А ты - герой всего, что нам теперь предстоит.

Джем пожал руку Хэла.

- Хэл, это не так. Тем, кем я стал, меня сделали магия и пророчество. Герои - это ты, Бэндо, Боб Багряный. И Орвик. Но не я.

Он обернулся к Ланде.

- О будущая королева! Очень может быть, что твой возлюбленный проявляет ненужную поспешность. Быть может, он ошибается, а быть может, и прав в том, что назначил сражение на завтра. Я знаю, что он борется за правое дело. Иначе как бы он мог заслужить твою любовь? - Смущенно и почтительно Джем поцеловал руку девушки. - Далеко отсюда, очень давно, жила та, которую я любил так же, как ты любишь Орвика. Теперь я понимаю, что любил ее не так верно, как надо было бы, и от этого сердце мое наполняется тоской. Но ты, будущая королева, показала мне верный путь любви. И за это я навсегда сберегу тебя в моем сердце.

Ксал растроганно слушала Джема. Она порывисто подошла к нему, обняла его, долго не выпускала из объятий. Отстранившись, она едва-едва, очень легко прикоснулась к тому месту на груди Джема, где он хранил кристалл Короса. В это же мгновение вспыхнул драгоценный камень на ее тюрбане.

- Корос пребудет с тобой, о благословенный. И скоро - о, я молюсь о том, чтобы это случилось поскорее! - скоро с тобой пребудет и его сестра, нежная, как весенняя листва.

- Великая Мать, - спросил Джем, - а что с Полти? Было время, когда я думал, что он мертв. Но... ему же не выстоять против Вичи, правда?

- Не спрашивай о судьбе рыжеволосого. У тебя - своя судьба, у него своя. То, что все мы видели, - это часть его судьбы. Придет время, и ты узнаешь, последняя ли то была часть.

Слова Великой Матери прозвучали загадочно. Джем был готов попросить ее истолковать их, но она уже отошла к Раджалу.

- Ты храбрый мальчик, Раджал. Но почему я зову тебя мальчиком? За последние луны ты стал мужчиной.

Раджал бросился к Ксал, обвил руками ее шею.

- О Великая Мать! Боюсь, ты ошибаешься! Если я - мужчина, то почему слезы так легко набегают на мои глаза?

- Пусть слезы льются дождем. Все равно ты - мужчина, внук мой.

Раджал посмотрел на Дзади и понял, что Великая Мать права. И Ксал тоже утерла слезы.

- Как бы гордился тобой мой бедный сын - твой отец, Раджал! Я буду мечтать о дне, когда мы все свидимся снова, мой Раджал. Ты, я. Дзади, Джем.

- И Мила?

- О да. И Мила.

Как бы Раджалу хотелось, чтобы такой день настал! Но, увы, он понимал, что это станет возможно только в Вечности. Раджал не был наделен магическим даром, он не был ясновидцем, но в ту ночь, глядя на Великую Мать, он понял, что видит ее в последний раз. Она скоро умрет. Раджал думал о том, как это жестоко - умереть вдали от дома. Смешно... Где был дом Ксал? Всю жизнь она скиталась с места на место, она всюду была гонима, как и ее сородичи. А теперь, когда подошла к концу ее долгая жизнь, даже ее родни не было рядом с ней. Тоска разрывала сердце Раджала, готова была хлынуть наружу, как кровь из раны. Только чудовищным усилием воли, превозмогая боль, он сдержался. Джем оглядывался по сторонам.

- А где жрица Аджль?

Но атаман махнул рукой. Во время печальной сцены прощания никто не заметил, как ушла жрица. Искать ее теперь не было времени.

- Клецки? Среди ночи?

- Ладно тебе, повариха! Ребята топали весь день, от рассвета до заката!

- А я что, виновата, что им отдают такие глупые приказы? Нет, сержант, кухня закрыта, - глухо отозвалась Нирри и одарила сержанта суровым взглядом.

- Повариха, поимей жалость. Завтра сражение. Ирионские синие должны быть в форме.

- В форме! - фыркнула Нирри. - Если бы спросили меня, я бы сказала, что надо, чтобы парни были в форме. Наобещали с три короба! Теплые казармы! Как же! Сижу в шатре, который промокает, как решето, да еще того и гляди рухнет под ветром!

- Если ты замерзла, повариха, я мог бы тебя согреть! Сегодня Нирри даже не улыбнулась, отшвырнув руку сержанта.

- Хватит с меня твоих сальностей, сержант!

- Зато нам бы не повредило что-нибудь жирненькое! Неужто ты не слышишь, что по всему полю грохочут боевые барабаны? Утром моим ребятам потребуется сила, а сейчас им нужна еда! А где твои помощницы, девчонки?

- На спине валяются, где же еще!

- Глупости, повариха. Погоди, я разыщу их и велю разжечь костры.

Сержант, поняв, что пора брать дело в свои руки, выскользнул из шатра, где сидела дрожащая от холода Нирри, и принялся раздавать направо и налево оглушительно громкие приказы.

- Выпить они хотят, парни твои, Карни Флосс, а не поесть, - бормотала Нирри. - Вот и пусть пьют! Подумать только... Набить парню желудок вкусной едой, а потом чтобы его пристрелили? Пусть пьют, пусть так напьются, чтобы не видеть и не слышать ничего!

Нирри разрыдалась. Это было странно. За время пути от Ириона она очень изменилась. Слишком долго госпожа унижала ее. А теперь затравленная девчонка стала женщиной. Гордой женщиной. Вот только теперь Нирри поддалась слабости. Слишком долог был день, она ужасно устала, а окончательно доконало ее то, что кругом простиралось поле предстоящего боя.

Нирри многое знала о войне. Во время Осады Ириона она была ребенком и только-только начала прислуживать в замке, но она до сих пор помнила пушечную канонаду, крики раненых, падающие на головы людей камни. В те дни у нее на глазах гибли люди. Она видела простреленные, разорванные животы и раздавленные грудные клетки. Как-то раз на огороде возле кухни, ранним солнечным утром Нирри нашла молодого парня, совсем молоденького. Он валялся на грядке с редиской - неподвижный, как кукла. Наверное, он упал с крепостной стены и сломал позвоночник. Много лун потом перед глазами Нирри стояло его лицо - такое до странности спокойное и холодное.

Теперь, когда прошло столько лет, когда Нирри была так далеко от Ириона, она вдруг снова вспомнила того погибшего юношу, совсем мальчика. Воспоминание вернулось вместе с той, прежней тоской, с тем же, старым ужасом. Она снова увидела лицо мертвого юноши. Она стала думать про мисс Кату. Она стала