Ричард держал карандаш над блокнотом – на каждом листике голубой бумаги стояло крупными буквами: “Кэннонпортский винный магазин” и крошечное изображение его фасада.

– Давайте зафиксируем некоторые факты. В каком отеле ты останавливался с нею в Вашингтоне?

В том отеле Джерри лежал с Салли, боясь услышать стук в дверь и обнаружить за ней Ричарда; теперь стук раздался, и у Джерри не было ни малейшего желания впускать Ричарда в ту памятную комнату. Он сказал:

– Не вижу, какое это имеет значение.

– Не хочешь мне говорить. Прекрасно. Салли, в каком отеле? – И даже не дав ей времени ответить, спросил:

– Руфь?

– Понятия не имею. Зачем тебе это нужно?

– Мне нужно знать, потому что все это распроклятое лето я был вонючим посмешищем. Я как-то сидел тут и вспоминал – все лето что-то было не так: всем сразу становилось весело, стоило мне появиться. Помню – очень меня тогда это задело – подошел я у Хорнунгов к Джейнет и Линде, они шептались о чем-то, а как увидели меня, даже побелели. “Что происходит?” – спросил я, и лица у них стали такие, точно я навонял при них, да еще с трубным звуком.

– Ричард, – прервал его Джерри. – Я должен тебе кое-что сказать. Ты никогда мне не нравился…

– А ты всегда мне нравился, Джерри.

– …но моя связь с Салли привела к тому – ты уж меня извини, – что и ты полюбилея мне. И не пей ты, пожалуйста, эту гадость, это дерьмовое виски или что это там у тебя.

– Рецина. Ваше здоровье. L’Chaim! Saluti! Prosit![25]

Джерри разрешил налить себе еще вина и спросил:

– Ричард, где ты выучил все эти языки?

– Ist wunderbar, nichts?[26]