церковь держит. Народ бога боится, царя чтит. Верные люди престол охраняют, недовольные после пыток довольными живут... Стрельцы огненным оружием владеют... Сейчас и нам время помочь кахетинцам против турок.
- Опасно, отец Доментий, князь Татищев на шаха хмурится... Да, да... Не следует нам Картли опасности подвергать.
- Великий государь северных стран Годунов не против шаха думает, за веру Христа печалится. Шах или султан - одинаково магометане, враги наши, а русийский царь большую власть имеет, не страшится ни Ирана, ни Турции, ни даже цесаря Рудельфа... И вера у нас с Годуновым одна, греческая...
- Вера одна, отец, а царства разные. Да, да... Сто восемьдесят раз солнце небо перережет, пока Годунов до Картли дотянется, а шаху полмесяца довольно. От такого быстрого гостя солнце и месяц потерять можно.
- Русийские дела на конец отложим, о Кахети решить надо, - кротко произнес митрополит Агафон. - Филипп, архиепископ алавердский, предупреждает - лезгины в Лагодехи показались, первым делом церковь разоряют... Пресвятой отец католикос Евдемос благословил решение духовенства... За церковь огорчается.
Георгий X понял: съезд духовенства в Кватахеви 'по монастырским делам' и церемония клятвы Луарсаба лишь предлог, а главное - дела в Русии и Кахети.
Он быстро снял кольцо и надел на другой палец: уступить - значит окончить упорную борьбу за первенство Картли, не уступить - католикос разгневается.
Взгляд его метнулся по благочестивым румяным лицам божьих посредников.
- Подождем царя Александра... Георгий Кахетинский только наследник. Пристало ли царю Картли неравному помощь оказывать? Да, да... не в союзе я с Кахети... Мамия Гурийский что скажет? Тоже помощи против турок просил... Тогда сами настаивали отказать, а вера у нас тоже одна...
- Тогда не время было, турки с Триалетских гор спускались. Потом Мамия спокоен к церкви...
- Спокоен от бедности, свои богатства на войну тратит... Да, да... Манучар Имеретинский только год на престоле, двадцать лет имеет, а какой горячий! 'Большие земли завоюю...' Имерети раздвигать границы собирается, а картлийский царь помогать должен... Вот одишского князя Александра в аманатах держу... да, да. Кругом враги... Церковь одна!.. Церковь одна, а престолы разные, такое всегда помнить надо...
- Думаю, мудрый царь, ты во многом прав, но...
Трифилий по обыкновению сощурился.
- Святой отец, глава грузинской церкви, католикос, от бога правду знает, его решению смиренно должны подчиниться... Можно совсем тихо добрыми стать. Зачем шаху, Мамия и Манучару знать наши дела? Людьми, конечно, не следует помогать, заметно. Оружие из Нарикала пошлем, в конях тоже у них нужда. На своей границе стражу усилим, казахи подумают - помощь Кахети оказали, устрашатся, а если близко подойдут, Гуния устроит самовольное нападение... Азнаур такое дело хорошо знает... Потом, для успокоения шаха, Гуния можно наказать.
Мелкий смех обнажил острые зубы Трифилия.
- Гуния уже два раза за ослушание наказан был: жеребца и серебряное оружие получил. Азнаур доволен, шах Аббас тоже... Я согласен с тобою, царь: пока Александр в Исфахане, тебе не пристало Картли в кахетинские дела вмешиваться. А князю Татищеву для успокоения грамоту с толмачом пошлем, до светлого воскресения дотянуть надо. Шах Аббас весною на Багдад идет.
Георгий X с удовольствием смотрел на своего духовника. Удачное решение: желание католикоса исполнится, шах в неведении останется, и он царское слово не изменил.
С неменьшим удовольствием смотрело на Трифилия и духовенство: решение, принятое на совещании у католикоса, благодаря настоятелю полностью утверждено царем. Остается решить, с кого взять необходимое. Князья, конечно, откажутся, царское хранилище пусто, церковь не может опустошать святую казну ради мирских дел.
Спорили недолго. Со вздохом решили обложить податью азнауров, амкаров и глехи.
- Опять же русийские дела, - снова настойчиво начал Доментий. - Кахети давно посольство в Московию отправила. Вот князь Сулейман ездил, старец Кирилл с Татищевым вернулся. Картли главенствовать над грузинскими царствами хочет, а позади каравана ползет... Кахети у северного царя стрельцов выхлопотала для взятия Тарки, Тузлука и Буйнака, а Картли при одних грамотах может остаться...
- Думаю, пока послание Годунова глазами не увидим, незачем обсуждать. Опасно, отцы, против шаха идти. Никогда с Московией дела не имели. Кто такие? Какой царь? Какой народ? Да, да... горами наши земли разделены, как можно доверять? Мы тоже пошлем к русийскому царю отца Феодосия, тогда узнаем, выгодно ли нам с шахом враждовать, даст ли Годунов стрелецкое войско оградить Картли от магометан?
Георгий X настороженно помолчал и твердо добавил:
- Бартом, принеси грамоту. Да, да... В грамоте хорошо объяснили: поверят, почему в Имерети не пропустили толмача Своитина. Раньше, чем Картли не сговорится, опасно посольских людей в Имерети пускать. Дадиани хитростью тоже многое может получить.
Бартом разложил перед царем грамоты.
- Взгляни, царь: с грузинского на греческий мудрый отец Феодосий перевел, с греческого на русийский - толмач Своитин Каменев.
Георгий X задумчиво всматривался в знакомые знаки, расположенные на лощеной бумаге:
'Яз государь царь Юрьи Картлинский и всея Иверские земли царя Симеонов сын вам великого государя и царя и самодержца всея Руси Бориса Федоровича и его возлюбленного сына царевича Федора Борисовича всея Руси послом Михаилу Игнатьевичу да Ондрею Иванову пишу вам радоватися.
Посем прияхом честную вашу грамоту и, еже в ней писано, то велми выразумели. И как преж сего вам писал, и ныне вам пишу: о сем ведаете, то есть великое дело. Говорите, что есть повеленье царьское, да будем в присвоенье; а на нас кабы досадуете, хотите учинить кабы спешно, и говорите, чтоб были в присвоенье. А хотите спешно учинить, и то дело великое царьское присвоенье и о том, говорю вам, подождите до великие пасхи светлого воскресенья Христова, до весны, да будет и Александр царь. И тогда божьей волею, по вас пришлю, и вы у меня будете. И как увидимся и царьскую грамоту увидим и вычтем ее, - да будет тогда божья воля и царьское хотенье.
А что послали естя сех людей Своитина с товарищем к Дадьянскому, и мне то кажется не добро, что тем людям ехать туды, потому что вам надобно, и того у нево нет. А Дадьякский под Турскою рукою; а хрестьянам всем подобает быти Турскому недругом и не любити их. И чтоб Дадьянский, поймав людей ваших, не отослал к Турскому также, как он зделал с шаховыми людьми. И для этого яз их не пропустил, чтоб их не потерят. А временем Дадьянский в руках наших будет; а лутчее будет зделано.
Писано лета 7113-го'.
Подписав грузинскую грамоту, Георгий X свернул три лощеных свитка и приказал Бартому отпустить Своитина Каменева в Кахети к князю Татищеву.
В трапезной, куда перешли после совещания, чинно ели пилав с курицей, пилав с миндалем, пилав с кишмишом и яичницей, форель с соусом из кислых слив, запивали душистые груши монастырским вином.
Реваз Орбелиани смотрел на золотую чашу, усыпанную драгоценными камнями. Фамильная гордость князей Орбелиани. Уже две недели он, Реваз, томится в монастыре. Мамука говорит - лучшей жизни не надо: запах хаши забыл, сердце в вине плавает, в постели сам себя найти не может, даже кони зазнались, брыкаться стали... Но почему молчит черный каплун? Зачем звал? Зачем держит? Думает, джейраны ждать будут, пока Реваз молиться научится? Вот и сегодня в церковь пригласил, думал для разговора, а он клятву Луарсаба принимал... Мамука говорит - не наше дело: меньше вмешиваться в чужие тайны, чаще пилав есть будем...
Наутро суровый монах распахнул дверь, и Реваз нерешительно вошел в безмолвную палату. За ним тенью следовал Мамука. Чубатых голубей не вспугнули робкие шаги Реваза и насмешливый голос Трифилия, они важно клевали пухлые зерна на белом подоконнике.
- Дела поправишь, к царю ближе будешь...
- Такое, отец Трифилий, в голову не приходило, но если княжна не из семьи наших фамильных врагов...
- То князь Реваз с удовольствием покорится воле святого настоятеля, поспешно перебил Мамука.
Трифилий поморщился. Орбелиани всегда враждовали с Магаладзе, но он весело пересчитал князей, окончивших вражду соединением своих фамилий. Чем обидели князя вежливые Магаладзе? Реваз хотел
